она.
– Все мужчины одинаковы.
– Но некоторые более типичны, чем другие. Алексей, чем старше я становлюсь, тем меньше знаю – жизненный опыт ничего не стоит. Я всего лишь приобрела удивительную способность до невозможности запутывать собственную жизнь.
Русский скорчил гримасу:
– Конечно, Найджел был ошибкой. Он все еще гоняется за вами?
– Нет. Похоже, у него это бывает периодами.
– Как периоды луны.
– Вероятно. В конце концов, он – Рак и подвержен воздействию лунных фаз.
– А я – Лев. Огромная кошечка.
– И любитель пускать пыль в глаза.
Сидония снисходительно улыбнулась Алексею, отчетливо понимая, что этот невероятный человек способен изменить жизнь любого, кто знаком с ним.
– Может быть, и так, и что же в этом плохого? Сидония, что будет с нами?
– Не знаю, – ответила она.
Она и в самом деле ничего не знала, слишком запутавшись в своих чувствах, чтобы быть способной рассуждать здраво.
Вначале, оба музыканта поселились в отеле неподалеку от шато, но ввиду своей ошеломляющей известности они были приглашены к одному из спонсоров. Судя по отдаленному виду величественного дома, который показался в конце аллеи, как только машина свернула в окружающий его парк, месье де Шенериль был действительно богат.
– Все эти роскошества оказывают вредное воздействие, – заметила Сидония. – Не знаю, как после всего этого я буду привыкать к обычной жизни. Моя квартира – просто конура в сравнении с этим великолепием.
– Что же говорить о моей? – напомнил Алексей. – Вы ведь уже видели московскую жизнь.
Несмотря на шутливое настроение, оба молчали, пока автомобиль мчался по длинной аллее.
Ночью шел снег, и теперь повсюду, куда только достигал глаз, блистали россыпи белых алмазов. Огромные деревья, под которыми в свое время проезжали кавалькады французских дворян прошлого, сейчас стояли молчаливо и гордо, как великаны, пережившие дни возвышений и Падений, с достоинством несущие свои снеговые короны.
Под кедрами, увитыми белоснежным кружевом, лежали ровные лужайки
– Какая прелесть! – выдохнула Сидония.
– Никогда не видел ничего подобного, – ответил Алексей, и она поняла его слова буквально, ибо ни одно из подобных по красоте мест России не осталось в частных владениях.
Владелицей дома оказалась женщина – элегантная умная особа неопределенных лет и с утонченными манерами.
– Шанталь де Шенериль, – представилась она, протягивая длинную гибкую руку со странно короткими, покрытыми красным лаком ногтями и унизанными дорогими перстнями пальцами. – Я пригласила сюда вас двоих из чистейшего эгоизма, – продолжала она приятно грассируя. – Дело в том, что я пианистка- любительница и обожаю музыкантов.
Алексей поцеловал протянутую руку:
– А я обожаю вас – за приглашение провести время в таком чудесном доме.
Шанталь промурлыкала «charmant!» весьма благосклонно.
«Он прирожденный игрушечный мальчик», – безжалостно решила Сидония и тут же, вспомнив о своих недавних мыслях, устыдилась.
– Я покажу вам ваши комнаты, – сказала хозяйка. – Надеюсь, они понравятся вам. Кстати, я взяла на себя смелость приготовить музыкальную гостиную для ваших упражнений – мне показалось, так вам будет удобно.
– Вот это здорово! – с энтузиазмом воскликнул Алексей.
– У вас есть клавикорды, мадам? – с любопытством спросила Сидония.
– Разумеется. Думаю, они находятся здесь, в шато, по крайней мере, двести лет. Недавно их пришлось реставрировать, чтобы сохранить в порядке.
– Клавикорды работы Бланше?
– Нет, английского мастера Блассера.
– Боже милостивый, прямо как мой! Я имею в виду, как мой домашний инструмент. Он был изготовлен в Лондоне в 1745 году.
Шанталь воодушевленно улыбнулась:
– Мои – тоже из Лондона, изготовлены в 1753 году. Сейчас я помогу вам устроиться и докажу инструмент.
