Дементьев порылся в карманах, вынул блокнот и стал перечислять количество искривленных скважин в бригаде Глущакова и дни простоев. Картина получалась неприглядной. Костя больше не огрызался, стоял понурив голову.
Неожиданно Дементьев повысил голос:
— Почему работаете без рукавиц? Электродвигатель заземлен кое-как, все на соплях держится. Работаете на связанном канате… Гонору много, а толку…
Он махнул рукой и неторопливо направился к другой бригаде.
Костя минуты три негромко ругался вслед удаляющемуся крепкому затылку. Я был здесь человеком посторонним, но и меня охватило нервное возбуждение, неясный страх перед этим Дементьевым. Словно миме прошла грозовая туча. Во всем поведении Дементьева было нечто вызывающее яростный внутренний протест, и в то же время железная логика его слов заставляла относиться к нему с уважением. Этот человек не боялся говорить правду в глаза и, по-видимому, сам не боялся правды. Он показался мне беспощадным, совершенно лишенным юмора. Хоть он и вступился за нас, экскаваторщиков, но симпатия моя к нему оттого не возросла.
Костя был взбешен.
— Ну погоди, медвежатник, выдам тебе на собрании!.. — прошипел он.
Общее собрание открылось в том самом зале, где совсем недавно выступал писатель Камчадал.
Лука Паранин был в центре внимания; его сразу же избрали в президиум, По традиции избрали Кочергина, Катю, еще двух, по всей видимости из партийного руководства.
Поднялся Паранин, сказал веско:
— Предлагаю избрать Сергея Ефремовича Дементьева!
Думалось, что эту кандидатуру отведут, но, к моему удивлению, за Дементьева проголосовали почти единогласно. Вот после всего и пойми «настроение масс»! Дементьев был смущен. Вобрав голову в плечи, он неловко поднялся на сцену, уселся на краешке стула и опустил глаза.
Паранин был гладко выбрит, облачился в форменный китель, сияли ордена и медали, сияла шишка на лбу. Щелкали затворами фотографы. Теперь и я увидел окаменевшее лицо: Паранин застыл, боялся пошевелиться.
Но когда он заговорил, скованность пропала. Лука Петрович считал, что у нас есть неиспользованные резервы и что мы можем работать намного лучше. Наш рудник не на плохом счету в министерстве, но назрела необходимость добиваться звания «Лучший рудник Советского Союза». Предпосылки для этого есть.
Призыв Луки Петровича, как я убедился, не остался без ответа. Выступали экскаваторщики, взрывники, машинисты буровых станков, транспортники. Внесли много дельных предложений.
Но настоящий спор начался все-таки после выступления Дементьева. Он, как и в тот раз, по- ученически поднял руку и попросил слова. Поднялся неуклюжий, громоздкий, уперся руками в стол.
В зале сделалось тихо. Кочергин повернулся к нему всем туловищем. Лицо Кати приобрело напряженно-выжидательное выражение.
— Хорошее предложение выдвинул Лука Петрович, — сказал Дементьев.
— Громче! — крикнули с задних рядов.
Дементьев выпрямился.
— Хорошее, говорю, предложение выдвинул товарищ Паранин. Здесь выступали, советовали работать по часовому графику и прочее. Все это верно. Боюсь, помитингуем, разойдемся, и все останется по-прежнему. Энтузиазм, конечно, великая вещь. Но нужно создать такие условия, при которых энтузиазм мог бы проявиться в полную силу!..
— Что вы предлагаете? — громко спросил Кочергин.
— Мне кажется, что наше руководство привыкло жить по старинке, а нужно все ломать, переиначивать…
— А конкретнее!
— Можно и конкретнее. Руководящим товарищам уже известно, о чем будет идти речь: я неоднократно обращался в рудоуправление со своими предложениями. Я предлагаю ликвидировать существующие участки и создать специализированные цехи. Местные условия позволяют перейти от линейной структуры управления к функциональной. Опыт показывает, что создание специализированных цехов способствует более успешному совершенствованию техники выполнения отдельных процессов, так как в специализированных цехах легче распространяются передовые методы труда. Это во-первых. Во-вторых, пора уже переходить на двухсменную работу. Третью, свободную, использовать для взрывных работ. И, наконец, я считаю, что геолого-маркшейдерская служба в карьере поставлена плохо, систематического наблюдения за состоянием откосов не ведется, угол откоса рабочих уступов неоправданно завышен, достигает почти восьмидесяти градусов, что не сообразуется со свойствами пород. Все это может привести к катастрофе…
Он сел. Не дожидаясь разрешения председателя, поднялась Катя. Глаза ее жестко блеснули, по щекам пошли малиновые пятна, брови гневно закруглились. По всему было заметно, что она взбешена.
— Апелляция товарища Дементьева к сегодняшнему собранию кажется более чем странной, — начала она. — Было бы вам известно, товарищ Дементьев, подобные вопросы не решаются простым поднятием руки. Вы предлагаете изменить весь производственный процесс, но доводы приводите смехотворные. Рудоуправление изучало ваш проект и пришло к выводу, что вводить функциональную структуру нецелесообразно. Вы ссылаетесь на опыт других рудников. Я тоже хочу сослаться на опыт. Да, опыт работы многих карьеров показывает, что при наличии комплексных горных участков легче достигнуть высокой организации производства, так как руководство всеми забойными процессами сосредоточивается в одних руках. При большой территории открытых разработок следует создавать горные участки с законченным циклом производственных процессов, что мы и делаем. Выпад против геолого-маркшейдерской службы считаю необоснованным. Вы боитесь обвалов и оползней. Необоснованные страхи! Да, мы сознательно увеличили угол откоса, мы рисковали, но мы шли на оправданный риск: как всем известно, эффективность взрывных работ намного возросла…
Я следил за Катей и любовался ею. В каждом ее слове были твердость, сила. И Дементьев с его планами показался жалким прожектером: нахватался в филиале учености и лезет теперь наперекор всему, — по-видимому, чувствует себя непризнанным гением. Я уже начинал понимать этого человека: он мешал всем работать. Есть такая категория людей. Им всегда кажется, что весь мир против них, и все они сваливают на «консервативное» начальство. Они всегда предлагают самые невероятные проекты, и все для того, чтобы выпятиться любой ценой, блеснуть своей эрудицией. Иным удается ставить все с ног на голову, а потом другие расхлебывают…
Выступал с нападками на Дементьева Костя Глущаков, выступали другие. В конце концов приняли решение бороться за звание «Лучший рудник Советского Союза».
И снова ощущение своего ничтожества, затерянности в массе людей овладело мной. Я не мог уяснить, из-за чего ведется спор, не понимал, почему так возбуждены рабочие. Функциональная или линейная структура управления, не все ли равно? Стоит ли из-за подобных вещей метать молнии? При любой структуре мы будем грузить руду в думпкары. Весь спор мне представлялся всего лишь игрой самолюбий: Дементьев хотел делать все наперекор Ярцевой. А некоторые клюнули на эту удочку.
В пустынной улочке я снова встретил Катю. Было ли это случайно, или, может быть, она поджидала меня? Но зачем я ей?
— Что вы скажете о сегодняшнем собрании? — Глаза смотрели с острым любопытством, щеки еще горели от недавнего возбуждения.
Я уловил настроение Кати и решил слукавить:
— Дементьев вызывает у меня чувство внутреннего протеста. Он совершенно лишен такта.
Она остановилась, повторила:
— Чувство внутреннего протеста. Это вы хорошо уловили. Все-таки ваши занятия литературой не пропали даром.
— Я не успел прочитать Лоти: все работа, некогда…
— У кого в запасе вечность, тому не следует торопиться. А вообще-то, признаться, я надеялась, что вы заглянете ко мне. Так просто, без всяких церемоний и особых приглашений…
