проступали силуэты машин. Вздыбленные в небо стрелы экскаваторов с головными блоками, неясные очертания составов, частокол столбов и вишнево-красные груды взорванной породы… Справа громоздилась пышущая зноем стена-откос, слева был двенадцатиметровый обрыв. Мы пробирались по площадкам, спотыкались о рельсы и камни. Пот лил с меня в три ручья, горячий воздух обжигал легкие, запорошенные глаза слезились.
А Терюшин все шел и шел. Вот он ловко спрыгнул на площадку, сказал:
— Твой забой!
«Мой забой»! Сперва я не заметил людей. Покрытое густым слоем пыли туловище экскаватора занимало большую часть площадки. Машина показалась неправдоподобно огромной. И еще я увидел сверкающий зубастый ковш, повисший над вагоном: в забой только что подали состав.
— Вагоны Министерства путей сообщения, — пояснил Аркадий Андреевич, — богатая руда пошла. А куда отправляют ее — неведомо…
Это был мой забой. Из кабины выглянул сухощавый человек в засаленном комбинезоне и сдвинутой набок кепчонке, из-под которой торчали прямые, как иглы, рыжеватые волосы. Бросил злой, ястребиный взгляд сперва на Терюшина, потом на меня, скривил тонкие бесцветные губы.
— Привел помощника! — крикнул Аркадий Андреевич.
Человек в комбинезоне ругнулся и скрылся в кабине.
— Ерш, а не человек! — сказал Терюшин не то осуждающе, не то одобрительно. — Не любит, когда под руку затевают разговор. Ну ты, парень, бывай, а я пойду по своим делам…
Он нырнул в красный туман, а я остался один. Пока был рядом Аркадий Андреевич, все шло как-то само собой. Сейчас же я растерялся. Что делать дальше? Бакаев не обратил ровно никакого внимания на меня. Помощник…
Экскаватор с натужным воем вгрызался ковшом в груду породы, стрела безостановочно ходила от забоя к вагону. Бакаев работал без напряжения, не дергал рычаги, не напрягался. Ни единого лишнего движения! По всему угадывалось, что он хорошо «чувствует» машину. Я сразу разгадал его секрет: работу подъемом и напором при подаче ковша на выгрузку и при опускании в забой Бакаев стремился совмещать с операцией поворота.
Во мне проснулось, казалось бы, давно забытое. Я понимал все: знал, когда он подает рукоятку на себя, когда нажимает ногой на педаль. Копание, поворот, разгрузка, обратный поворот — все следовало друг за другом. Думалось, сядь я сейчас на место Бакаева, и все получится ничуть не хуже, чем у него. Я даже почувствовал зуд в ладонях, но скоро остыл.
Назначили помощником. Что такое помощник? Чем он должен заниматься? Почему стою в растерянности, жду какого-то особого приглашения? Если бы я хоть немного знал эту громоздкую машину!.. Ведь тогда приходилось иметь дело с дизельным экскаватором и никаких помощников у меня не было. Сумею ли быстро разобраться во всех узлах и механизмах?.. Как я знал понаслышке, главное в «Уральце» — электрооборудование. Генераторы постоянного тока, переменного тока, распределительные устройства, трансформатор… Неведомые, загадочные вещи. Шесть тысяч вольт, три тысячи вольт… Уж от одних только слов можно было прийти в трепет.
— Что раскрыл хлебало? Помоги ребятам!.. — это кричал Бакаев. Я не сразу догадался, что слова относятся ко мне. Машинист швырнул на землю брезентовые рукавицы.
Первые два вагона состава были загружены, и рабочие нижнего звена, вооружившись лопатами, разравнивали породу. И хотя в мои обязанности явно не входило разравнивание, я не стал спорить, схватил лопату и проворно забрался в загруженный вагон.
Большие глыбы приходилось переваливать руками. Через четверть часа я почувствовал, как дрожат колени. В горле першило от пыли. Спина покрылась липким потом. Снял свитер, бросил на камни. А солнце жгло по-прежнему.
Да, за двенадцать лет я изрядно обветшал… Мы переходили с вагона на вагон и снова остервенело ворочали ломами и лопатами угловатые куски породы.
Пот, горячий пот застилал глаза. В голове звенело не то от рычания экскаватора, не то от зноя. Иногда я обессиленно опускался на камни, потом, отдышавшись немного, снова хватался за лопату.
Но силы все-таки иссякли. Два последних вагона разравнивали без меня. Поезд отправился. А я сидел, прислонившись к красной глыбе. Кто-то подал цебарку с водой, и я жадно припал к ее краю воспаленными губами. Поднялся, покачиваясь направился к Бакаеву:
— Меня назначили к вам помощником…
Он покосился, вынул папироску, закурил, процедил сквозь зубы:
— Принимай инструмент!
Инструмент он сдал по описи и заставил расписаться.
— На «СЭ-3» работал?
— Нет.
— Ладно. Пока будешь следить за подшипниками, чтобы не перегревались. Ну, что касается смазки узлов, то покажу в ходе дела.
И совсем неожиданно добавил:
— Откуда только вас, чертей бесклепошних, присылают на мою голову!..
После сдачи смены мы направились в поселок. Позади шагали рабочие нижнего звена: паренек лет восемнадцати Юрий Ларенцов и угрюмый, молчаливый Ерофей Паутов — из нашенских, сибиряк. У этого Ерофея было такое лицо, что, казалось, нажми щеку пальцем — кровь брызнет.
— Ты где остановился? — спросил Бакаев.
— У Аркадия Андреевича.
— Ерунда. Идем к нам. Мы с Юркой вдвоем. Одна койка все равно пустует. Матрац, подушка. Простынок, правда, нет. Зато живем рядом с большим начальством: вон усадьба Кочергина! А вот наш терем.
Ерофей Паутов попрощался и зашагал дальше: он квартировал в поселке.
Небольшой аккуратный особняк мне сразу понравился. Он был обшит тесом, и гладко обструганные дощечки с натеками смолы светились на солнце. Поодаль стояли высокие сосны, а за ними крутой стеной вставал хребет.
Бакаев и Ларенцов занимали светлую, просторную комнату, изолированную от остальных капитальной стеной. Мы умылись, переоделись.
— Сбегал бы ты, Юрка, в ларек, — сказал Бакаев. — В столовую нынче не пойдем.
Ларенцов, не проронив ни слова, взял у машиниста деньги и скрылся за дверью. Вскоре он вернулся, держа в руках круг колбасы и буханку хлеба. Когда поужинали, Бакаев многозначительно произнес:
— Вот что, ребята. Раз теперь у нас бригада — полный комплект, то я думаю так: работать будем злее. Я, брат, сам злой на работу, Юрка не даст соврать, и тебе советую на поблажку не рассчитывать, хоть ты и помощник. А какой ты помощник, мы еще не знаем. Да и знать тут нечего. У себя в Кривом Роге я не взял бы такого помощника: на кой шут он мне нужен, ежели не знает, что к чему! Вот и мотай на ус: первейшим делом приглядывайся, без дела не стой. Дело всегда найдется. Ты вроде как бы начальник над рабочими нижнего звена, руководить должен. Опять же следи за передвижкой машины, не гнушайся кабель поднести, уложить на козлы. Ну, смазка и прочее. А послали ко мне не без умысла: помощники у Бакаева долго не держатся. Был такой Волынкин. Хоть он и Волынкин, а проработал у меня два месяца — и в дамки: поставили машинистом. Укладывает в отвал две тысячи шестьсот восемьдесят кубометров. Вот тебе и Волынкин! А ты где до этого работал?
— Здесь.
— Здесь? Что-то не примечал такого.
— Я давно работал. На кубовом. Вел проходку капитальной траншеи.
— Так за каким же чертом тебя прислали, раз ты сам машинист?! Стаж-то поболее моего…
Он явно был обескуражен, крякнул, сказал:
— Юрка, милок, сбегай за водкой.
Юрка рассмеялся:
— Что это на вас, дядя Тимоша, накатило?
— Эх, чудак человек, ничего не понимает. Молокосос. Не хочешь уважить, сам схожу.
