– Была ведь информация, что они хотят заниматься георазведкой…
– Предоплата – 100 %, – опять сказал господин Клебанов.
– Что, нет доверия к малайцам?
– Да нет, они вообще-то обязательные, – сказал господин Клебанов. – Заплатят.
– А у них валюта конвертируемая? – озабоченно спросил господин Рейман.
– У них-то? Вряд ли, – пожал плечами господин Клебанов. – У них пальмовое масло есть. Вот оно конвертируемое. Ликвидная вещь.
Председатель Курского областного совета ветеранов Михаил Овсянников излучал заразительный оптимизм:
– А знаете, какой у нас госпиталь? Валентина Матвиенко была у нас, и ей он очень понравился.
– Знаю, – неожиданно ответил господин Путин.
– А, так значит, вы знаете и о проблемах с зубопротезным кабинетом? – обрадовался Михаил Овсянников.
Отступать Владимиру Путину было некуда.
– Знаю, – подтвердил он.
Но ситуация требовала более развернутого ответа.
– Да, дорого стоят услуги протезистов, – подумав, сказал Владимир Путин. Ответ был безошибочным.
– Если мы не проведем рекламную кампанию, если не расскажем людям, что им, по нашему мнению, надо делать, минимальное количество людей примет решение по выбору управляющей компании. А осмысленное решение примет еще меньше людей, – рассказывал о проблемах пенсионной реформы председатель Пенсионного фонда Михаил Зурабов. – В общем, лучше, как говорили в одном фильме, потренироваться на кошечках.
– Позвольте, – опешил я, – а кто же тут кошечки?
Господин Зурабов, казалось, тоже опешил. Но, секунду помедлив, ответил:
– Управляющие компании. А вы думали кто?
Господин Богданчиков скучал и признался, что уж лучше ответить на вопросы журналистов, чем «так-то сидеть» (очевидно, это должно было говорить о том, что сидеть без дела глава «Роснефти» не привык). Его спросили, верна ли информация о том, что «Роснефть» претендует на «Сибнефть».
– Да читал я все это, – поморщился Сергей Богданчиков. – Только что прислали дайджест за два дня. И что мы купим «Сибнефть», тоже прочитал. Неинтересно было читать.
– Про вас пишут, а вам неинтересно! Наверное, вы просто все уже знаете.
– Знаю, – неожиданно ответил господин Богданчиков.
– Расскажите же.
– Могу сказать следующее, – торжественно произнес Сергей Богданчиков. – Да, у нас много долгов.
Это признание не очень тяжело далось главе «Роснефти», судя по его беззаботному и даже веселому виду.
– Что будете делать?
– Гасить будем! – уверенно ответил господин Богданчиков. – Только что полмиллиардика погасили. И до конца года полмиллиардика погасим еще.
Так, по полмиллиардику, глядишь, и погасят.
– Разработка месторождения Курмангазы, – говорил глава «Роснефти» Сергей Богданчиков, – в списке первых наших проектов. Но есть и более первые.
В коридоре казанского ипподрома у касс, где принимали ставки, помощник президента России господин Приходько объяснял журналистам, что им нужно делать:
– Вот смотрите, первый забег, приз 1000-летия Казани… Без колебаний ставьте на Банзая.
– Почему же именно на Банзая? – удивился я.
– Потому что если вы все поставите на Банзая, то я, когда поставлю на того, кто действительно победит, выиграю гораздо больше денег, – терпеливо объяснил господин Приходько.
Президент Путин подошел к кассе возле своей ложи. Девушки-кассиры, запинаясь, объяснили ему, что за выигрышем надо подойти попозже. Очевидно, увидев мое страдающее лицо, господин Путин поинтересовался, удалось ли выиграть. Я признался, что сыграли две ставки, но деньги зажали.
– У татар выигрыш получить очень сложно, – сочувственно согласился господин Путин. – Меня Шаймиев об этом прямо предупредил: будут проблемы.
На входе в отель волонтеры, видя мой бейдж, умоляли меня дать им значок Сочи в обмен на значок Гватемалы или даже на два значка Гватемалы. Я обратил внимание на то, что значки Пхенчхана никого тут не интересовали. При этом надо понимать, что значков Пхенчхана здесь было как грязи в Гватемала-сити, а значков Сочи как грязи в Зальцбурге, то есть не было вообще.
Я хотел задать вопрос главе Федерального агентства по атомной энергии Сергею Кириенко, но он был на первом этаже, я на третьем, а сотрудники службы безопасности американского президента встали между нами на втором. Между тем действительность, как обычно, превзошла все ожидания. Я нажал кнопку лифта, вошел, лифт услужливо остановился сначала на втором этаже, а потом на первом.
– И сколько вам инвестиций нужно, чтобы закончить микрорайон Куркино? – поинтересовался господин Путин у Юрия Лужкова.
– Я думаю, миллиарда, наверное… – Мне показалось, мэр сейчас скажет «хватит», но он закончил по- другому: – Полтора.
– Дорого, – без выражения на лице произнес Владимир Путин.
Без такого выражения посетитель мебельного салона рассуждает про диван, который даже не думает покупать.
– Ну да, – согласился Юрий Лужков с выражением лица продавца, который и не собирается этот диван продавать.
При виде господина Дерипаски некоторым журналистам нечего стало терять, кроме своей некомпетентности.
Президент группы «АвтоВАЗ» Владимир Артяков возле одного стенда долго рассказывал президенту о перспективах развития отечественного автопрома. То есть просил денег.
Преимуществ социалистической экономики мне прядильщицы текстильного комбината имени Самойлова, что в Иваново, так и не разъяснили. Получалось, что при коммунистах все, кроме прядильщиц, жили хорошо, потому что могли воровать. А прядильщицам платили много, потому что им было нечего воровать.
То есть платили, в сущности, за вредность.
На крыльцо вышел батюшка с кадилом и несколько раз обошел машину. За ним ходили девушка, парень и двое их маленьких детей, одетых как сироты. Всей этой компании хотелось дать милостыню. Но они в ней не нуждались. У них нашлись деньги даже на то, чтобы прийти и покрестить машину. Или освятить. Неважно, как это называлось. Главное, что этим людям было мало обязательной страховки «ОСАГО». Примерно за такие же деньги (как я потом, конечно, выяснил) они намерены были получить еще и страховку свыше, совершенно, на первый взгляд, не обязательную.
В фойе театра «Современник» перед кукольным спектаклем Резо Габриадзе «Сталинградская битва» зрители ели черешню в кульках, свернутых из газеты «Коммерсантъ». Переговаривались довольно тихо.
Я подошел к лотку, на котором лежала книга автора и режиссера спектакля, и поинтересовался, сколько она стоит.
– 400 рублей, – ответила девушка. – Это много?
– Надеюсь, она того стоит, – машинально сказал я.
Человек, сидевший у стены за лотком и словно клевавший носом, вдруг поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Я узнал его. Трудно было не узнать. То же самое лицо было на обложке книги. На меня не мигая смотрел Резо Габриадзе.
