что, кажется, нет на свете кабелей, которые не делают на заводе «Цветлит».
– А есть что-то из того, что вы делаете, а на Западе никто не делает? – спросили его.
– Нет! – уверенно ответил Эвир Боксимер. – Мы делаем все то, что на Западе уже есть. Но мы это делаем, потому что надо понимать: нам это нужнее, чем им.
Он показал крупногабаритный радиочастотный кабель и рассказал, что гофрирование кабеля производилось путем лазерной сварки.
– По патенту работаете? – уважительно уточнил кто-то.
– Нет! – так же уверенно сказал Эвир Боксимер.
– Сами, что ли, все придумали? – удивился я. – Это же какие технологии!
– Какие? – нахмурился гендиректор.
– Высокие, – вспомнил я.
– Нет, что вы! – с облегчением засмеялся он. – Все делаем по западным технологиям!
– Но без патента? – еще раз на всякий случай переспросил я.
– Ну, в целом да, – вздохнул Эвир Боксимер.
Когда слово предоставили президенту Международной организации профсоюзов Гаю Райдеру, председатель ЦК профсоюзов жизнеобеспечения Александр Василевский сказал мне на ухо:
– По численности мы самые большие в мире. А по потенциалу очень слабенькие. Вот когда мы все вымрем, – и он обвел широким великодушным движением весь зал Манежа, – тогда, я думаю, придут настоящие ребята!
Владимир Путин, сидевший в президиуме 6-го съезда Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР), взял слово.
– Профсоюзы, – сказал он, – важнейший партнер для государства и бизнеса!
– Проговорился, – удовлетворенно произнес Александр Василевский.
Матери борца Вартереса Самурдашева даже в голову не приходило, что кто-то может не посмотреть, как ее мальчик отобрался из группы.
– Он должен был быть первым! – со страшной, без преувеличения, тоской сказала она.
– Он приучил вас к победам?
– Это я приучила его к победам!
Девушки несли над головами плакаты «No Bush, no Putin, no globalism». При этом девушки были полуголы, и груди их были накрашены голубым и зеленым, что, конечно, на несколько сантиметров снижало публицистический пафос надписей на транспарантах.
Одна девушка рассказывала, как вырвалась из захваченного террористами театрального центра на Дубровке.
– Бегу вдоль стены, слышу, кричат: «Стой, б…!» Это, понимаю, свои…
Военные ходили по полигону с неприлично счастливыми лицами. Кому, как говорится, война… Это был их день. Журналистов некоторое время не пускали даже в биотуалеты в непосредственной близости от командного пункта. Солдаты, охранявшие их от вероятного противника, то есть от нас, объясняли, что в туалет может зайти «человек в звании не ниже полковника». «Человек» – это звучало гордо. Правда, среди журналистов оказались несколько полковников запаса. Этот психологический ребус был не по зубам солдатам-срочникам, и они вздохнули с облегчением, когда с самого верха, с холма, где уже вот-вот должен был приземлиться вертолет с главковерхом, пришла команда: «Пусть заходят!».
Девушки, стершие театральный грим, который делал их лица преувеличенно славными, выглядели лиричнее. Этому не в последнюю очередь способствовало то, что отсутствие грима создавало странную иллюзию доступности. У этих девушек можно было без зазрения совести попросить телефон и даже можно было рассчитывать, что дадут.
В какой-то момент Игорь Бутман, вспоминая на своем саксофоне одну мелодию из Джеймса Брауна, посмотрел на борца-осетина, одиноко стоящего у лестницы, ведущей вниз, к выходу. Что-то такое Игорь Бутман прочел в его глазах… Что-то, из-за чего без раздумий и колебаний перешел к лезгинке. Борец услышал лезгинку на саксофоне позже, чем заработали его руки и ноги. Через мгновение ходуном ходила вся крыша.
– Послушайте, – спросил я заместителя главного инженера по эксплуатации третьего блока Калининской АЭС Игоря Богомолова, – а вы не читали книгу, в которой террористы захватывают атомную электростанцию, а президент России Владимир Путин их всех убивает за это из автомата?
Есть такая книга. Когда-то пользовалась большим успехом у читателей.
– Не читал, – признался господин Богомолов, и огонек неподдельного читательского интереса промелькнул в его карих глазах. – Но президент же вот-вот приедет, и мы все увидим своими глазами.
Я вздрогнул.
– Просьба громко не говорить, – услышал я в ситуационном центре в первом корпусе Кремля громкое предупреждение от человека, отвечающего за связь с Международной космической станцией (МКС).
На немой вопрос (ибо его слова тут же были восприняты как руководство к действию), почему не надо громко говорить, этот человек объяснил:
– Звук идет напрямую в Хьюстон.
Двукратная олимпийская чемпионка по синхронному плаванию Анастасия Давыдова, стоя рядом с Владимиром Путиным и приманивая его четырьмя блестящими мормышками на языке (чей-то извращенный ум когда-то назвал то, что она с собой сделала, красивым словом «пирсинг»), произнесла ответное слово от имени спортсменов. Мормышки во рту не помешали сказать ей, что в великой стране с таким великим президентом, как Владимир Путин, должны быть только великие победы.
Владимир Путин, кажется, клюнул.
У Григория Асмолова, офицера израильской армии, хороший автомат – укороченный «гилель». Он и в наш отель на одноименной улице Гилеля пришел, конечно, в таком виде. Пьют кофе в холле, на коленях – автомат.
– Не надоело, Гриша, повсюду с автоматом таскаться? Он немного думает и объясняет доходчиво:
– Автомат – это часть моего тела.
Но мешает все-таки, как собаке – пятая нога.
Психолог Татьяна Вдовина сообщила, что так предана своей профессии, что за две недели до свадьбы ушла от жениха.
– Зачем? – спросил я.
– Мешал отдаться, – искренне ответила она.
– Представляете, я поцеловала его от всей России! – ошеломленно сказала бабушка. – У меня не укладывается это в голове…
Ветераны войны и труда ждали президента не в банкетном зале, а возле него, рассевшись полукругом на стульях, и минут через сорок я увидел, что им все это перестает нравиться.
– Да кто кого тут должен ждать, я хочу спросить? – не выдержал один, просивший позже как о большом личном одолжении не называть его фамилию.
Герой Советского Союза Иван Потехин прочитал мне стихи собственного сочинения про радость бытия, а прозой добавил, что Путина нельзя равнять, по его мнению, ни с Хрущевым, ни даже с Брежневым. Путин выше – вот что предстоит понять потомкам, объяснял мне Иван Потехин.
– Вот только… – замялся он на какое-то мгновение.
– Что?
– Да нет, ничего… А, ладно! – ветеран махнул рукой, идя в душе на крайние меры. – Хотелось бы только, чтобы законы были пожестче.
– Какие?
– Какие? – он был удивлен моему вопросу. – Все!
Вертолет президента приземлился на поле. Пятеро комбайнеров проворно