– Я бы открыла компанию в оффшорной юрисдикции, – мечтательно сказала Полина.
Оказывается, есть фирмы, которые торгуют оффшорами, и всего за несколько тысяч долларов можно приобрести такую компанию.
– И можно перевести туда сотню тысяч долларов?
– Хоть миллион. А тебе-то зачем? – презрительно спросила Полина.
– Просто интересуюсь жизнью.
– А-а, – равнодушно протянула Полина, – а я думала, ты нашел на улице миллион…
…Моя оффшорная компания обошлась мне в три тысячи долларов. Три тысячи пришлось одолжить у родителей, но что поделаешь. Зато теперь я был полностью защищен от налогов и от Михаилов – как только на моем счету оказываются деньги, происходит передача книг.
Честно говоря, я совершенно измучился. Не знаю, как бы я справился со всем этим, если бы не Даша. Она, конечно, ничего не знала, но рядом с ней все казалось легче. Чем ближе была победа, тем больше я нервничал, так что мне все время хотелось ее видеть. Может быть, это была уже не дружба-влюбленность, а любовь? Влюбленность – самое мое любимое состояние, и я готов влюбляться бесконечно, но, может быть, Даша и есть наконец-то тот самый человек, с которым я мог бы иметь длительные, спокойные отношения? Тем более она так сильно в меня влюблена… Ну, а Полина совсем отошла на второй план. Полина, конечно, чувствовала мое полное к ней равнодушие и страдала, но мне было не до ее чувств.
Ну и, конечно, чем ближе я был к получению денег, тем сильнее меня одолевали мысли – что делать с миллионом?
Можно купить квартиру. Я изучил справочники недвижимости и понял, что за половину этой суммы я могу купить приличную квартиру в центре – как всегда мечтал. И у меня еще осталась бы половина. Можно купить квартиру, а можно дом… на Комарово, конечно, не хватит, но на небольшой домик в Разливе – вполне.
Можно было бы отдать Полине за ее дом двести тысяч – царский подарок на прощание.
…На прощание?
Ну вот, теперь я подошел к главному. Между людьми бывают связи неразрывные, а бывают те, что могут существовать лишь на фоне определенного пейзажа. Когда я вернулся в Питер, все естественным образом встало на свои места – я мог жить с Полиной лишь в Америке.
Я хочу остаться здесь.
Жить здесь, дома. В Питере я хочу жить. Питер – лучшее место в мире, моя культура, мой язык. Эта история с книгами просто проявление высшей справедливости. У меня никогда не было денег, у меня украли мою судьбу, ту судьбу, которую предполагает моя личность, а теперь у меня будут деньги и будет моя судьба. Я заслуживаю не скучной американской жизни, ради которой и жить-то не стоит, я заслуживаю другого. Этот миллион для меня не просто деньги, а свобода.
Я уже знаю, чем буду заниматься. Я буду заниматься книжным антиквариатом – книги требуют специальных знаний, которые я надеюсь в процессе приобрести. Есть еще гравюры, открытки, фотографии – это область полегче. Я уже купил эрмитажный каталог по гравюрам «От Шонгауэра до Гойи…» и «Подробный словарь русских граверов XVI–XIX веков» Ровинского, чтобы спокойно все изучить. Деньги у меня будут, и я наконец-то смогу делать то, что я хочу. Я нашел себя, я нашел все.
Принимая решение расстаться с Полиной, я думал и о Юльке – в каком-то смысле я это делаю для нее. Остаюсь в Питере для нее. Юлька сможет жить то в Америке, то в России, и в конечном счете это даст ей больше возможностей в жизни.
Глава 8
Иногда что-то приходит в жизнь человека помимо его желания. Помимо моего желания в мою жизнь сегодня вечером пришли Максим и Полина, а я бы хотела немного побыть без них обоих. Но Полина заранее со мной договаривалась и просила, чтобы я отдала маме Андрюшечку, потому что она хотела прийти без Юльки.
У нее был такой таинственный голос – что она собирается делать со мной без Юльки: курить травку, как на американской вечеринке? Я шучу, хотя в Америке многие считают, что это безвредно, и курят. Но я все- таки думаю, что это вредно, потому что это все равно уход в расширенное сознание, а вдруг человеку там понравится больше, чем в своем обычном каждодневном сознании?..
Вечер получился довольно странный, будто каждый из нас сегодня решил на людях сказать своему мужу или жене то, что не смог сказать наедине, а может быть, мы просто слишком много выпили и развеселились.
Максим сказал, что он хочет остаться жить в России, и тут же виновато пробормотал: «Я же не говорю, что останусь, я говорю, что я хочу, – это разные вещи…» Полина этого не знала.
Андрей сказал, что мы видим его по чистой случайности, ближайшее время, месяца два-три, он будет чуть ли не жить на работе, так как у него большие проблемы. Я этого не знала.
Я сказала, что нечаянно заказала нам с Андреем билеты в Амстердам на Рождество. Я думала, у нас будет романтическое путешествие, и мы… Андрей этого не знал.
Полина сказала, что они с Андреем давно любовники и теперь решили жить вместе.
Что?..
…Со мной случилось самое необъяснимое за всю мою жизнь – я потеряла сознание. Это было очень удачно, поскольку избавило меня от возможности почувствовать боль и от необходимости описать эту боль в дневнике. Одно только неприятно – никто не заметил, что я потеряла сознание, не бросился ко мне с валидолом… наверное, я слишком быстро пришла в себя.
Когда я первого сентября начинала писать Дневник, я сказала себе, что все будет правда и по- настоящему и только чуть-чуть как будто в комнате смеха, чтобы не было уж слишком печально, грустно, скучно… Да, я это говорила, но…
Да, я это говорила, но.
Но так не выходит. Когда я это услышала…
Когда я это услышала, когда я поняла, что я услышала… Это было, как будто у меня была драгоценная чашка, которую мы лелеяли годами, на которую возлагали надежды, – что бы ни случилось, она у нас есть, эта самая лучшая, самая драгоценная в мире чашка. Не в том смысле, что ее можно продать, а даже если вдруг все на свете пропадет, у нас останется любовь… И вот сейчас она, моя бесценная чашка, выскользнула из рук, и разбилась, и лежала на полу разбитыми черепками, на каждом черепке все еще просматривался драгоценный рисунок, и можно было бы по привычке думать – ах, вот же он, драгоценный рисунок, вот же она, наша любовь, но нет, все вместе было – ерунда, черепки.
Получалось, что я в этой ситуации совершенно ничего не могу сделать!.. Я не могу закричать: «Эт-то еще что такое!» Я не могу сказать Полине, что она лжет, – она же не сумасшедшая, чтобы так лгать. Я не могу броситься звонить Алене, потому что это будет невежливо по отношению к Полине и Максиму, не могу уйти из дома, потому что у меня гости. А самое главное, что я никак не могу – я не могу взглянуть на Андрея, потому что мне очень стыдно, невозможно стыдно на него смотреть.
Так мы и сидели вчетвером и молчали, пока Полина не сказала:
– Андрей вчера у меня ночевал, и мы решили, что уже пора вам знать, что происходит.
Максим растерянно улыбнулся и зачем-то повторил:
– Мы решили, что уже пора нам знать, что происходит… Ночевал? Андрей у тебя ночевал?
Ночевал, ночевал, ночевал… дневал, утревал, вечеревал… Если долго повторять какое-то привычное слово, оно становится незнакомым и странным.
Я сидела опустив глаза и не шевелясь. Теперь я очень хорошо понимаю ящериц, они замрут и думают – может, ничего не происходит, а мне только кажется?..
И вдруг я перестала быть ящерицей и вздрогнула – это Андрей встал и так резко отодвинул стул, что стул отлетел к стене, – бум!
Хлопнула дверь. Андрей ушел.
Я слышала, как хлопнула дверь. А все потом сквозь пелену слышала отрывочные слова Максима:
…да, право на сексуальность партнера не куплено навсегда, но это не должно мешать семье, по крайней мере чужой…
…ты впервые в жизни совершаешь нелогичный поступок… неужели ты готова остаться с ним здесь,
