написать большой исторический роман, так сказать, историческое полотно – мама будет довольна…
– Попроси Льва и Савву выйти, скорей! – быстро сказал Андрей и обнял меня.
– Ты что, мухоморов объелся? – спросила я.
– Да, хочу прямо сейчас завоевать славянские земли…
Он был такой красивый, особенно в свете последних завоеваний викингов… Наверное, я тоже была очень красивая и тоже в новом, неожиданно прекрасном свете…
По-моему, всякому понятно, что из нашей внезапной бурной любви логически вытекает моя внезапная бурная победа, то есть родственный обед с Аленой и Никитой, но не тут-то было.
– Ну, я пошел, пока, – сказал Андрей, подхватив свои удочки.
Но наверное, ему показалось неловко вот так уйти и оставить меня совершенно одну сразу же после внезапной бурной любви. Поэтому он обернулся и проникновенно добавил:
– Малыш, ты вообще знаешь, что такое семга?
– Вообще?.. – удивилась я. – Вообще да… или нет…
И тут раздался звонок. Ох, это уже Алена с тортом и Никита с новым проектом клумбы, а я еще не успела привести себя в порядок… Алена расстроится, если я встречу ее в таком виде, какой бывает сразу же после внезапной бурной любви, – это напомнит ей о ее проблеме.
Аленина проблема такая – секс. Не то чтобы Никита против секса в принципе, он выступает только против излишеств. К излишествам Никита относит спонтанный секс, секс чаще, чем два раза в неделю, секс дольше десяти минут и другие излишества. Алена расстроится, поэтому мне нужно поскорее надеть джинсы и футболку и сделать приличное лицо, лицо, у которого только что не было внезапной бурной любви, лицо, которое все утро пекло пироги к родственному обеду. На самом деле лицо все купило в китайском ресторане напротив.
Но это не были мои родственники Алена с тортом и Никита с клумбой. Это были чужие родственники, он и она.
Ох!.. Незнакомая она – красавица! Так редко о ком можно сказать «красавица», но она была именно что не хорошенькая, а настоящая красавица! Высокая, худая, как модель-блондинка, но не модель и не «блондинка». Жесткое холодное лицо, прямые пепельные волосы до плеч и ничего кукольного, пухлого, голубоглазого, а совсем наоборот – нервные губы, высокие скулы. Как у выпускницы Смольного института или у одной знаменитой американской актрисы, которая всех убивает во время секса. Я никогда не видела таких красивых женщин, только в кино… Выпускниц Смольного я тоже никогда не видела, только на фотографии – мою собственную прабабушку в белом платье и кружевных перчатках. Перчатки у меня сохранились, кстати, где они, мои перчаточки?.. А-а, ну да. Фамильные перчатки стащила Мура, носит их с маленьким черным пальто с круглым воротником и укороченными рукавами, очень красиво и загадочно, пока Мура не откроет рот и не начнет болтать и смеяться.
– Добрый день, я Полина, – чуть напряженно представилась незнакомая красавица, протягивая мне визитку.
На визитке было написано «Polina Stankevich, Inhause Counsel» и еще что-то по-английски, наверное, название фирмы. Я пробормотала: «О-о, да… звала Полиною Прасковью». Не то чтобы я постоянно цитирую «Евгения Онегина», я просто растерялась и сказала первое, что пришло в голову.
Незнакомая красавица еще больше напряглась, как будто я чем-то ее обидела, а она изо всех сил старается не показать. Но я же ее ничем не обидела? Зачем ей тогда такое лицо, как на войне, как будто выпускница Смольного института надела армейскую папаху, сжала губы и отправилась бороться за счастье рабочих и крестьян?
– Максим, – представился незнакомый он.
Максим?.. Максим. Он был не похож ни на американскую актрису, ни на выпускницу Смольного, зато он был похож на арабского скакуна, небольшого, но очень породистого. Худощавый, невысокий скакун в модных очках. Умный, тонкий, неординарный. Бывают такие люди, что с первого взгляда понятно – умный, тонкий и неординарный.
– Это твои родственники? – насмешливо прошептал Андрей. Он стоял сзади, обнимал меня за плечи и хотел одновременно бубнить мне на ухо и незаметно проскользнуть мимо меня в дверь со своими удочками.
– Нет, твои, – шепотом огрызнулась я.
Так мы препирались, чьи же эти прекрасные незнакомцы, но все-таки Андрею пришлось отложить свою рыбалку – не бросать же меня с новыми незнакомыми родственниками.
У нас все-таки получился родственный обед! С Алениными родственниками. Ну, Алена, ну погоди!
Ну, это просто вообще! Представляете, когда мы к ним пришли, у них был такой вид, как будто они только что встали с постели!.. Он такой нордический тип, но с интеллектом на лице. Такая очень жесткая, очень мужская красота. И обаяние – такое большое обаяние бывает у человека, который меньше всего на свете хочет быть обаятельным.
Она… Она сказала «звала Полиною Прасковью»… Зачем она это сказала?! Хотела меня уколоть? Обидеть?
На пороге мы вручили ей конфеты, ему коньяк, недорогой. Лучше бы мы принесли «Jonnie Walker», купленный в аэропорту в Нью-Йорке, чтобы произвести правильное впечатление. Но я же не знала, что он такой!..
О’key, я… на самом деле я даже не знаю, с чего начать. Что я никогда не бывала в таком смятении? Это не будет слишком?
У них собака, черный боксер, и жирный кот. Терпеть не могу, когда люди носятся со своими животными. Собаку и кошку представили нам как членов семьи: Лев Евгеньич увлекается поэзией и сосисками, Савва Игнатьич очень хозяйственный. Она удивилась, что я не помню, откуда эти имена. Что, из старого фильма?.. Я вообще не понимаю любви к советским фильмам и другим приметам из прошлого. Какая-то убогость!
Я уже сказала, он – такой нордический тип, но с интеллектом на лице. Я уже сказала – такая очень жесткая, очень мужская красота. Рост около метра девяносто, потрясающая фигура. Что еще?.. Хриплый низкий голос, модная легкая небритость. Сложно как следует описать его взгляд: пытливый, застенчивый? Спрошу у Максима, он так хорошо описывает все. Равнодушно-застенчивый?.. Улыбка тоже равнодушно- застенчивая, ну и еще сексуальное обаяние, – как говорится, бывают мужики, которым сразу хочется дать.
На лице у хозяйки было выражение, как у кошки, наевшейся сметаны, такое лицо бывает у женщины после удачного секса. Но может быть, у них не всегда все так хорошо?.. Может быть, у них, к примеру, целый месяц ничего не было, а как раз перед нашим приходом было?..
Она внешне вообще совершенно обычная, – честное слово, это объективно. Такая болтунья, в стиле «сразу всем подружка». Улыбалась, словно мы ее лучшие друзья. Ну, наверное, кто-то называет это обаянием. О’key, по-моему, когда у женщины на лице написано все, что она в данный момент чувствует, это не обаяние, а дешевый шарм.
Джинсы на ней – фирмы «Seven», стоят триста долларов, таких никогда не бывает на распродажах. Я бы тоже могла себе это позволить, но ведь я сама зарабатываю. Серьги старинные, а кольцо современное, с большим бриллиантом. Бриллианты вместе с джинсами во всем цивилизованном мире считается дурным тоном!
И ко всему этому копеечная футболочка с Эйфелевой башней, из тех, что продаются в сувенирных лавках. Футболка была надета на левую сторону. Наверное, она схватила ее, услышав звонок, и закричала «скорей, скорей!». Мне было неприятно это представлять.
В прихожей висело шелковое пальто «Dolce & Gabbana», на одной ручке болталась сумка «Prada»(минимум шестьсот долларов, если сейлы). Я тоже могла бы себе позволить сумку «Prada», но я трачу деньги разумно. Например, я обычно покупаю обувь на распродаже, уцененную со ста долларов до 39, 99, а один раз купила за 220 долларов туфли «Mephisto». Это была невероятная цена для туфель, но фирма гарантирует, что кожа вечная, а замена подошвы положена со скидкой. Эти «Mephisto» я носила восемь лет, а недавно заказала новую подошву за 80 долларов, со скидкой, – я все так делаю, разумно. Но сейчас мне стало неприятно, что у нее висит «Prada», да еще с оторванной ручкой, как будто ей наплевать, что сумка стоит минимум шестьсот долларов! Как будто все то, чего я добилась в Америке таким трудом, – ерунда!
