— Приехал?!
— Да, приехал...
— Неужели?..
— Да! Приехал!..
Роль Кирилла была технической: он записывал диалоги с видеокассеты. Видеокассета была такого дурного
качества, что звук плавал и не совпадал с изображением. Игорю отводилась роль творческая — он добавлял к диалогам текст, тоже примитивный.
Это было нетрудно и не требовало никакого особенного литературного таланта, кроме элементарного навыка складывания слов в предложения. Сцена, в которой героиня входила, садилась в кресло, так и описывалась:
«Она вошла, покраснев, и бросилась в кресло.
— Он приехал, — задумчиво сказала она.
— Кто? — удивился он».
И так далее, и тому подобная чепуха, которая вышла потом под глянцевой обложкой, на которой была изображена сцена из сериала, и без фамилий авторов.
За эту чепуху на удивление прилично заплатили, и, добыв еще один подобный заказ, соавторы обрадованно предвкушали аванс. Особенно радовался Игорь — у него же была Ира.
Главным в этом их занятии был Игорь. Именно у него обнаружилась замечательная легкость в переводе сценария в некое подобие текста. А Кирилл казался тут даже не второстепенным, а просто ненужным, лишним. Он только мешал и путался под ногами.
Во-первых, он для чего-то стремился добавить в сюжет дополнительные сцены. Зачем?!
Отданные ему на откуп мексиканские любовники вдруг, по его прихоти, пускались в странные путешествия во времени и истории и норовили перебежать в какойто другой, подозрительно близкий к фантастике, жанр.
«Нам этого не заказывали!» — сердился Игорь, и Кирилл, виновато морщась, поглядывал на него с видом человека, понимающего, что его пнули за дело и скоро пнут еще раз.
Спустя некоторое время Игорь совсем уже было решил с Кириллом расстаться и дальше выступать на этом квазилитературном поприще в одиночестве, и тут-то Кирилл Ракитин и сделал первый шаг к тому, чтобы стать Киром Крутым.
— Это просто, нужно только понять. И я понял, — сказал Кирилл Ракитин. — Не нужно писать для людей, которые читают. Нужно писать для людей, которые не читают, стать их единственным автором. Чтобы легкая мыслишка «а не почитать ли на сон грядущий» мгновенно ассоциировалось с твоим именем. С моим именем.
— При чем тут ты? — удивился Игорь.
— Потому что автором этих людей буду я.
— Тоже мне, открыл Америку! На этом построена вся развлекательная литературка, — разочарованно фыркнул Игорь и немного свысока предложил ответную идею: написать что-то вроде мужского женского романа. Нужно было только выработать специальные приемы: немного того, немного сего. Если нет хорошего сюжета, можно использовать хороший антураж. Если вдруг случился хороший сюжет, то, наоборот, сэкономить на антураже. И приправлять все любовной историей — он богатый плюс она бедная- некрасивая, или он немолодой-некрасивый плюс она юная-богатая... или еще как-нибудь, только не слишком слюняво — нет проблем.
— Нет, это мелко, — уверенно заявил Кирилл.
Идея, бесспорно, была вполне тривиальной. Прошедшее должно напоминать сегодняшнее — это известный всем секрет успеха. Книга ведь не что иное, как товар в корзине потребления, — и это еще один известный всем секрет успеха. Правильный потребитель, не листая, покупает книгу своего, правильного автора так же, как,
привыкнув к определенному набору продуктов, не задумываясь кидает в корзину сыры и йогурты знакомой марки.
— Разве я похож на полусумасшедшего мечтателя, изобретателя вечного двигателя или колеса? — спросил Кирилл.
Игорь пожал плечами — вроде нет, но кто тебя знает...
Бесспорно, идея книги-сериала не была нова. Многие писатели, особенно детективщики, успешно эту идею использовали: сериал про Шерлока Холмса, сериал про комиссара Мегрэ. Ну и, конечно, современные персонажи: Перри Мэйсон, Ниро Вульф. Ах да, еще Эркюль Пуаро.
— И вообще, почему ты, а не я?.. — спросил Игорь не без иронии.
— Как минимум потому, что у меня уже есть несколько готовых рукописей.
Казалось бы, ну и что? Что значит «есть несколько готовых рукописей»? У графоманов тоже всегда наготове несколько рукописей. Сколько людей сидят и строчат, и счастливо замирают, занеся ручку над чистым листом бумаги, — еще одна строчка, и они поразят мир... но почему-то Игорь посмотрел на Кирилла с интересом.
— Весь вопрос в том, какие струнки в душе читателя следует задеть, чтобы сделаться привычным продуктом потребления, — веско произнес Кирилл, почему-то став вдруг почти главным.
— Все должно быть просто, даже примитивно, — сказал Игорь. — Всякая умственная муть вообще не нужна... ха-ха-ха... а то читатель обидится и книжку выбросит, ха-ха-ха...
— Научись уважать читателя, который будет читать только меня, и все будет о’кей, — проговорил Кирилл, и из нелепого, неудачного подмастерья окончательно превратился в главного.
К совместному проекту литературной деятельности Кирилл подошел как к решению математической задачи.
— Итак, нам нужно подсадить на себя читательскую массу. Ниша фантастических романов с историческим душком пока пуста, и мы с этой нишей подходим друг другу... Известно, что в литературе имеется всего пара десятков сюжетов, и все они пересказываются на разный манер.
Кирилл говорил так, как будто он давно об этом думал, говорил, словно читал лекцию первому курсу, — внятно и раздумчиво, выделяя голосом главное.
Теперь уже пришла очередь Игоря смотреть на своего партнера растерянно, чуть даже виновато.
— Далее — что мы имеем, — увлеченно продолжал Кирилл. — Придумать идею и Героя — это сделаю я. Беспроигрышная идейка: исторический приоритет, первенство, превосходство — все это работает неплохо... Интерес к своей истории, гордость, национальная идея... Русская история — это кровь и альковные страсти... Тем более что все могло пойти иначе. Иногда ход истории зависит от таких мелочей... Известен пример с шелковыми чулками Екатерины: если бы у нее не спустился чулок, русская история могла пойти по другому пути...
— Ты, конечно, суперски знаешь историю, — завороженный его уверенностью, сказал Игорь, неожиданно поймав себя на каких-то новых, почти льстивых интонациях, и с этого момента между ними начались иные отношения. Правда, Игорь тогда не мог предположить, до какой степени они будут иными.
— Разработать сюжетные ходы — это тоже я. Придумать стиль и язык — это тоже я.
— А я? — спросил Игорь. Прозвучало это по-детски обиженно, но довольно робко, потому что самое главное, что Кирилл произнес совершенно между делом, среди всех своих рассуждений, — это то, что у него уже имелось несколько готовых рукописей. Какой же он все-таки странный, никогда ни словом не обмолвился...
