ладонях,Локтем и плечом оттесняя соседа,Толкаться за счастьем, отталкивать бедыНе нужно, не нужно. Давно уже ясно,Что все бесполезно, впустую, напрасно,Что глупо желать, ни к чему суетиться,Что сбудется то, что не может не сбыться,Что наша судьба – лишь божественный покер,В котором шестерка ложится под джокер. – Ты как раньше – принцесса.
– Сначала Америка не знала, что я, Маша Раевская, принцесса. Мы с Америкой не сошлись во мнениях обо мне. Потом Америка мне долго доказывала, что я не принцесса. Самое лучшее на свете местечко для принцесс — Питер.
– Но ты же питерская принцесса, не американская. Книжку вот написала. За свою книжку не беспокойся, я ее издам.
– В красивой обложке? И не забудь мне критику прикупить, как Гарику... Я тоже очень ранимая...
Боба вытащил из тумбочки тоненькую книжицу в картонной обложке.
– Смотри, что у меня хранится. «Пустынники. Поэма А. Крученых (твердый знак)». Мне когда-то давно отдал Антон.
– Я думала, она потерялась. Давай гадать. – Маша открыла наудачу и прочитала: «Забыл повеситься – Лечу – Америку». — А знаешь, я бы тоже уже улетела. В Америку.
Из Бобиного кармана раздались звуки «Турецкого марша».
– Извини, это важный звонок, – сказал Боба, нажав отбой. – У меня там неприятности.
– Платежки? – понимающе сказала Маша.
– Платежки, – так рассеянно подтвердил Боба, будто не совсем понял смысл произнесенного им слова. – Надо ехать. Поедешь со мной или останешься спать?
– Поеду. В Америку. И ночь как раз закончилась...
– Америка по дороге. Из Сиверской в Питер ехать мимо аэропорта. Правда, хочешь в Америку? – Они с Машей всегда понимали друг друга без слов. И ночь как раз кончилась.
Маша кивнула:
– Я уже побыла принцессой.
Маша летела в Америку. Самым ранним утренним рейсом. И вспоминала, как однажды ночью окончательно убедила себя в полной нелепости поездки в Питер. А утром помчалась заказывать билет, опасаясь, что может передумать, и тогда ее «все» уже никогда не будет хорошо. Затем она опять некоторое время никуда не собиралась, теперь уже точно не собиралась. Затем выкупила билет. Усевшись на лавочке в агентстве, прочитала в билете «Место назначения St. Petersburg», оглянувшись, быстро поцеловала счастливое «Санкт-Петербург», подумала: «Какие правильные слова – мне назначено в Питер» – и сразу по-настоящему поняла, что все это глупости и никуда она не полетит. Она закрыла глаза и принялась думать об очень приятном и просто приятном. Так, что сначала – приятное или очень приятное?
Очень-очень приятное – это Костя. Он будет целовать Машу, счастливо приговаривая: «Девочка моя любимая приехала! Не разлюбила, не бросила своего старого Дядю Федора!» – «А у меня для тебя кое-что есть», – скажет Маша.
Свет горит в моем окошке,На окошке чашка с ложкой,Блюдце, в вазочке конфеты.Две забытые газеты,Банка с медом, чайник с чаем.Я тебя не замечаю.Ты не смотришь на меняВот уже четыре дня.У окошка стул с подушкой,Над окошком спит звезда.Я скажу тебе: «Послушай!»Ты ответишь тихо: «Да?»Я скажу: «В такую стужу...»Я скажу: «В такой морозКот болеет, пес простужен,Попугай повесил нос.Для чего тебе свобода?За окошком непогода,Все дороги занесло.Выпьем вместе чаю с медом,Ведь в такое время годаСтрашно растерять тепло». «Это правда, Принцесса?» – спросит Дядя Федор.
Теперь просто приятное. Приятно точно знать, кто она. Питерская принцесса. В изгнании.
