Армадэль. Том 2

домашний переворот ходившим слухам об Аллэне и мисс Гуильт. Мнение слуг в коттедже отвергало такой вариант решения загадки по следующим причинам. Мисс Нили сидела взаперти в своей комнате с понедельника до вторника, до самого того времени, когда отец увёз её. Майор в этот же самый промежуток не говорил ни с кем, а миссис Мильрой при первой попытке её новой сиделки сообщить ей о слухах, ходивших по городу, заставила её замолчать, впав в сильнейший припадок гнева, как только было произнесено имя мисс Гуильт. Разумеется, должно было случиться что-нибудь, заставившее майора Мильроя уехать так внезапно с дочерью из дома, но уж, конечно, не скандальный побег мистера Армадэля днём с мисс Гуильт.

Прошёл день, прошёл вечер, не случилось ничего, кроме чисто домашнего события в коттедже; ничего не случилось, чтоб рассеять ошибочное предположение, на которое рассчитывала мисс Гуильт, предположение, разделяемое с Бэшудом всем Торп-Эмброзом, что она уехала в Лондон с Аллэном как его будущая жена.

В среду утром почтальон, выйдя на ту улицу, где жил Бэшуд, был встречен самим Бэшудом, который с большим нетерпением хотел узнать, есть ли ему письмо, так горячо ожидаемое от своего беспутного сына.

Вот в каких выражениях Бэшуд-младший отвечал на просьбу отца помочь ему, после того как на всю жизнь испортил его будущность:

«Шэдисайдская площадь, вторник, июля 29.

Милый папаша, мы имеем кое-какой навык обращаться с тайнами, но таинственность вашего письма совсем сбила меня с толку. Не рассчитываете ли вы на интересные и скрытые слабости какой-нибудь очаровательной женщины? Или после вашего знакомства с супружеской жизнью вы собираетесь дать мне мачеху в ваши лета? Как бы то ни было, клянусь моей жизнью, ваше письмо заинтересовало меня.

Помните, я не шучу, хотя от этого искушения устоять нелегко, напротив, я уже отдал вам четверть часа моего драгоценного времени. Место, из которого написано ваше письмо, показалось мне знакомо. Я заглянул в свою записную книжку и узнал, что меня посылали в Торп-Эмброз не очень давно наводить частные справки по поручению одной старухи, которая была слишком хитра, чтоб сказать нам своё настоящее имя и адрес. Разумеется, мы тотчас принялись за дело и узнали, кто она. Её зовут миссис Ольдершо, и, если вы намерены дать мне в мачехи её, я очень советую подумать, прежде чем вы сделаете её миссис Бэшуд.

Если это не миссис Ольдершо, всё, что я могу сделать пока, это сказать вам, как вы можете узнать адрес неизвестной дамы. Приезжайте в Лондон сами, как только вы получите письмо от джентльмена, уехавшего с нею (надеюсь, заботясь о вас, что он немолод и некрасив), и зайдите сюда. Я пошлю кого-нибудь, помочь вам наблюдать за его отелем или квартирой, и, если он имеет связь с этой дамой или эта дама с ним, вы можете считать её адрес установленным с той минуты. Как только я установлю её личность и место, где она живёт, вы увидите все её очаровательные секреты так ясно, как видите бумагу, на которой ваш любящий сын теперь пишет вам.

Одно слово об условиях. Я готов так же, как и вы, помириться с вами, но хотя сознаюсь, что вы истратились на меня когда-то, я не могу тратить на вас. Мы должны условиться, что вы будете платить за все издержки по этим справкам. Нам, может быть, придётся привлечь женщин, служащих в нашей конторе, если ваша дама слишком хитра или слишком хороша собой, для того чтоб за ней мог наблюдать мужчина. Надо будет нанимать извозчиков, платить на почту за письма, ходить в театры, если она серьёзного характера и ходит в церковь слушать наших популярных проповедников, и тому подобное. Мои услуги вы будете иметь даром, но я не могу тратиться на вас. Только помните это, и всё получится по- вашему. Мы забудем прошлое.

Ваш любящий сын Джэмс Бэшуд».

В восторге, что наконец к нему пришла помощь, отец приложил к губам довольно гнусное письмо сына.

— Мой добрый мальчик! — нежно прошептал он. — Мой милый, добрый мальчик!

Он отложил письмо и погрузился в тревожный поток мыслей. Следующий вопрос, который предстояло решить, был очень важный — вопрос времени. Педгифт сказал Бэшуду, что мисс Гуильт может быть обвенчана через две недели. Один день из четырнадцати уже прошёл, а другой проходил. Бэшуд нетерпеливо ударил рукой по столу, спрашивая себя: как скоро недостаток в деньгах принудит Аллэна написать к нему из Лондона?

— Завтра? — спрашивал он себя. — Или послезавтра?

Завтра прошло, и ничего не случилось. Настал следующий день, и пришло письмо — деловое, как он ожидал, о деньгах, как он ожидал, а в постскриптуме стоял адрес, кончавшийся словами: «Можете рассчитывать, что я останусь здесь до дальнейшего уведомления».

Бэшуд свободно вздохнул и тотчас начал, хотя до поезда, отправлявшегося в Лондон, оставалось ещё два часа, укладывать свои вещи в дорожный мешок. Последняя положенная им вещь был голубой атласный галстук.

— Она любит яркие цвета, — сказал он, — и, может быть, ещё увидит меня в этом галстуке.

Глава XIV Дневник мисс Гуильт

Лондон, 28 июля, понедельник вечером. Я едва в состоянии держать голову — так я устала! Но в моём положении я не смею полагаться на память. Прежде чем лягу спать, я должна, по обыкновению, записать события этого дня.

До сих пор счастливый оборот событий в мою пользу (долго не было такого оборота) продолжается, по-видимому. Я успела принудить Армадэля — грубияна надо было принудить! — уехать из Торп-Эмброза в Лондон в одном вагоне со мной на глазах всех бывших на станции. Много было сплетников, и все вытаращили на нас глаза, и, очевидно, все сделали заключения. Или я не знаю Торп-Эмброза, или теперь там ходят разные толки о мистере Армадэле и мисс Гуильт.

Мне было немного трудно с ним первые полчаса. Кондуктор (чудесный человек! я была так ему благодарна!) запер нас вдвоём, ожидая за это получить полкроны. Армадэль подозревал меня и показал это ясно. Мало-помалу я укротила моего дикого зверя отчасти тем, что не выказывала любопытства о причине его поездки в Лондон, а отчасти заинтересовав его другом Мидуинтером, особенно распространившись о случае, представлявшемся теперь для примирения между ними. Я говорила на эту тему до тех пор, пока не заставила его разговориться и начать занимать меня, как мужчина обязан занять даму, которую он имеет честь сопровождать по железной дороге.

Но вся его бестолковая голова была, разумеется, занята собственными делами и мисс Мильрой. Никакими словами нельзя выразить, какую неловкость испытывал он, стараясь говорить о себе, не упоминая о мисс Мильрой. Он доверительно сообщил мне, что едет в Лондон по делу, крайне для него важному. Пока это секрет, но он надеется, что скоро сообщит мне об этом; теперь уже для него большая разница в том, как смотреть на сплетни, ходившие о нём в Торп-Эмброзе; теперь он слишком счастлив и не обращает внимания на то, что сплетники говорили о нём, и он скоро заставит их замолчать, явившись в новом виде, который удивит их всех. Так он болтал с твёрдым убеждением, что я не догадываюсь ни о чём. Трудно было не расхохотаться, когда я вспомнила о моём анонимном письме майору, но я сумела сдержаться, хотя, должна признаться, с большим трудом. Спустя некоторое время я начала чувствовать страшное волнение — сложившееся положение, как мне казалось, выдержать было свыше моих сил. Я была с ним наедине, разговаривая самым дружеским образом, а всё время думала, что лишить его жизни, когда наступит минута, для меня будет так же легко, как стереть пятно с перчатки. Эта мысль волновала кровь и заставляла гореть мои Щеки. Я раза два засмеялась громче, чем следовало, и задолго до того как мы приехали в Лондон, сочла нужным спрятать лицо, опустив вуаль.