Девушка взяла его руку с выражением трогательной признательности.
— Как вы добры, Генри! — прошептала она. — Что бы я делала без вашего сочувствия? Не могу сказать, как я вам благодарна!
Охваченная невольным порывом, Агнесса хотела поднести его руку к губам. Генри мягким движением остановил ее.
— Агнесса, — сказал он, — начинаете ли вы понимать, как искренне я люблю вас?
Этот вырвавшийся из глубины души юноши возглас нашел путь к сердцу девушки. Она промолчала, но глаза ее сказали все.
Генри обнял девушку.
— Моя дорогая, — нежно шепнул он.
С тихим трепетом ее губы коснулись губ молодого человека, потом голова ее опустилась. Руки Агнессы обвились вокруг шеи Генри. Она спрятала лицо на его груди. Влюбленные не говорили более ничего.
Нежное молчание молодых людей было прервано резким стуком. Агнесса встала и, поспешно пробежав через комнату, села за фортепиано, спиной к двери, чтобы вошедший не мог видеть ее пылающего лица.
— Войдите! — крикнул Генри раздраженно.
Дверь не отворилась.
— Мистер Вествик, вы один? — последовал вопрос.
Агнесса узнала голос графини. Девушка вздрогнула и устремилась к двери, смежной с гостиной спальни.
— Не пускайте ее ко мне! — шепнула она на бегу. — Спокойной ночи, Генри! Спокойной ночи!
Если бы молодой человек мог перенести усилием воли графиню на другой край вселенной, он проделал бы это не задумываясь. Теперь же ему ничего не оставалось, как повторить раздраженнее прежнего:
— Войдите!
Графиня вошла в комнату, держа в руке пачку бумаг. Походка ее была нетверда, на лице вместо обычной бледности проступал темный румянец. Глаза дамы были красны и широко раскрыты. Подходя к молодому человеку, она выказала странную неспособность рассчитывать движения, — ударилась о столик, около которого он сидел; когда заговорила, произношение ее было невнятно, а некоторые слова и вовсе невозможно было разобрать. Многие заподозрили бы, что посетительница была просто пьяна, но Генри судил вернее. Молодой человек усадил графиню в кресло и сказал:
— Графиня, боюсь, что вы работали очень усиленно и нуждаетесь в отдыхе.
Женщина поднесла руку к виску.
— Мое воображение изменило мне, — произнесла она слабым голосом. — Я не могу написать четвертый акт. Все пусто, пусто!..
Генри посоветовал драматургине сделать передышку.
— Ложитесь спать, — сказал он, — утром все наладится.
Дама нетерпеливо махнула рукой.
— Я должна кончить пьесу, — ответила она, — мне только нужно несколько замечаний. У вашего брата театр. Вы ведь бывали на репетициях и должны разбираться в законах сцены.
Она почти насильно вложила в руки Генри принесенную с собой рукопись.
— Не могу читать вам сама, у меня кружится голова, когда я гляжу на свой почерк. Будьте добры, пробегите глазами и сделайте замечания.
Генри из вежливости заглянул в текст. На глаза ему попал список действующих лиц. Молодой человек прочел его и резко повернулся к незваной гостье, намереваясь потребовать объяснений. Слова замерли на его губах.
Женщина в кресле забылась тяжелым сном, близким к обмороку. Голова ее откинулась на спинку кресла, темный румянец на щеках сгустился, руки были широко и безвольно раскинуты, ноги были широко и фривольно расставлены.
Генри позвонил и велел вошедшему лакею прислать горничную.
Голос его отчасти пробудил графиню. Она сонно приподняла веки и спросила:
— Вы прочли?
Хотя бы из чувства сострадания нужно было отвечать утвердительно.
— Начал читать и прочту охотно, — сказал Генри, — если вы отправитесь сейчас в постель. Утром наши головы будут яснее, и я помогу вам составить четвертый акт.
Вошла горничная.
— Боюсь, эта дама больна, — шепнул ей молодой человек, — отведите ее к себе и уложите спать.
Горничная взглянула на графиню:
— Не послать ли за доктором, сэр?
Генри посоветовал все же отвести женщину наверх и затем справиться у администратора, как поступить.
С трудом удалось уговорить графиню подняться и опереться на руку служанки. Только повторив обещание прочесть пьесу и помочь наутро в дальнейшей работе над рукописью, Генри сумел избавиться от присутствия назойливой посетительницы.
Оставшись один, молодой человек подсел к столу и с долей некоторого любопытства стал перебирать исписанные прыгающим нервным почерком страницы. Он пробежал глазами несколько кусков текста и вдруг изменился в лице.
— Боже мой, что все это значит?
Генри с тревогой посмотрел на дверь спальни, за которой скрылась Агнесса, словно опасаясь, что девушка может вернуться, вновь перечел поразившее его место в рукописи. Затем собрал бумаги и осторожно вышел из комнаты.
Глава XXVI
Закрывшись у себя в комнате на верхнем этаже гостиницы, Генри принялся за чтение пьесы с первого листа, не пропуская ни страницы. Нервы молодого человека были явно потрясены, руки дрожали, он резко вскидывал голову при любом постороннем шуме на лестнице.
С первых слов рукописи становилось понятно, что графиня не ограничивала себя условностями жанра. Она вела изложение с непринужденной фамильярностью старого знакомого.
«Позвольте мне, любезный Фрэнсис Вествик, представить вам действующих лиц моей пьесы. Взгляните на них, симметрично расставленных на одной строке.
Милорд. Барон. Курьер. Доктор. Графиня.
Видите, я не даю себе труда выдумывать фамилии. Мои герои достаточно отличаются друг от друга званием, положением в обществе и контрастом характеров.
Первое действие начинается…
Нет! Прежде чем я открою первое действие, мне должно заявить, что все события пьесы есть только плод моего воображения. Я пренебрегаю заимствованием действительных событий. Более того, я не украла ни одной идеи из современных французских драм. Как содержатель английского театра, вы, конечно, не поверите этому. Но это не имеет значения. Значение имеет лишь то, что занавес поднимается.
Мы в Гамбурге, в знаменитой «Золотой гостиной», в самый разгар сезона. Графиня, нарядно одетая, сидит за столом, обтянутым зеленым сукном. Приезжие иностранцы толпятся за спинами игроков, делают небольшие ставки или просто наблюдают. Меж ними — милорд. Его поражает внешность графини, в которой красота и изъяны фантастически перемешаны самым привлекательным образом. Милорд кладет свои деньги на те поля, где видит ее маленькую ставку.
