сонного человека и запустившего когти ему в грудь. Маруи заверещал тревожно и расправил перепончатые крылья. Пальцы Сони сомкнулись на скользких боках, и высокий визг твари перешел в ультразвук.
– Что за хрень? – Палмер проснулся, в недоумении глядя на дерущихся возле кровати бойцов.
– Да не сидите вы как истукан, помогите!
– Что мне делать?
– За шею его хватайте!
Палмер глянул на пилообразные зубы маруи и затряс головой:
– Черта с два!
– Да хватайте же, черт вас возьми!
С гримасой отвращения Палмер сжал руками телескопическую шею маруи. Бешено отбивающаяся тварь была на ощупь холодной и резиновой, будто ее плоть состояла из слизи, но Соне все-таки удалось придавить тварь к полу.
– Как эта чертовня называется?
– Это, мистер Палмер, ваш кошмар.
Ослабленная борьбой тварь больше не пыталась удрать. Она лежала грудой, как поломанный воздушный змей, и что-то жалобно мычала. Палмер смотрел на перекрученные, почти человеческие мышцы маруи и на порванные перепончатые крылья. Шея кошмара была похожа на петлю пуповины; на лысой стариковской голове доминировали лисьи уши и острые шипастые зубы. От одного взгляда на эту тварь шрам Палмера задергался.
– Их называют
– Вы хотите сказать, что эта штука и есть кошмар?
– Дурные сны существуют по своим собственным причинам; маруи просто пользуются отрицательной энергией, которую кошмары освобождают. – Она придавила шею маруи и улыбнулась, когда тварь завыла. – Я думаю, что эту милую зверушку напустил на вас Панглосс, чтобы облегчить работу Ренфилду, когда время придет. Так, Ровер?
Она сильнее надавила на горло маруи. Тварь пискнула:
– Ви-и-ильям, помоги!
Палмер обрушил ногу на череп маруи, раздавив его в липкое тесто. Маруи дернулся и начал растворяться. Эктоплазма испарялась, как сухой лед.
~~
– Не сомневаюсь, что вы хорошо спали.
Палмер отставил кружку цикорного кофе и повернулся к вампирше, стоящей в дверях кухни. На ней было зеленое шелковое кимоно, вышитое крошечными бабочками цвета дыма. Волосы она увязала в тюрбан из чистого белого полотенца. И она была по-прежнему в зеркальных очках. Палмеру как-то не приходила в голову мысль, что нежить тоже моется в душе.
– Никогда лучше не спал.
Это была правда. Впервые за много недель сон Палмера не тревожили повторяющиеся кошмары. Проснувшись далеко за полдень, он почувствовал, что по-настоящему свеж и даже молод.
– Надеюсь, вы нашли, чем себя занять, пока я была... нездорова.
Соня открыла холодильник и достала бутылку с темной красной жидкостью. Палмер уже видел эти бутылки и попытался угадать, что они значат.
– Боюсь, что я не очень умею принимать гостей. – Она отломила крышку и поднесла бутылку к губам, но тут заметила выражение лица Палмера. – Ох, простите. Я совсем забылась. – Она с виноватым видом отставила кровь.
– Вам не за что извиняться. Вы же, в конце концов, у себя дома, а я только в гостях. Нет у меня права судить.
Соня склонила голову набок, глядя на него своими непроницаемыми глазами.
– Вы очень легко адаптируетесь... для человека.
Палмер кашлянул в кулак.
– Я должен сказать вам одну вещь. Понимаете, совершенно очевидно, что я несколько в тяжелом положении. Обнаружить, что все, что я знал, – неверно, это само по себе выбивает из колеи, но узнать еще и то, что все мои параноидальные страхи – правда... – Он развел руками в выразительном пожатии плеч. – Мне нужна помощь. И серьезная.
– И?..
– Ну и я хочу сделать деловое предложение. Можно назвать его скромным. Мне нужна помощь с этим взбесившимся радио у меня в голове, так? Вам нужна помощь насчет Панглосса, так? Что, если мы объединимся в команду – на время? Вы могли бы меня научить, что делать с тем, что я сейчас получил, а я бы мог... делать все, что вам от меня понадобится.
– Мистер Палмер, вы хоть понимаете, во что ввязываетесь?
– Нет, и признаю это с самого начала. Но я знаю, что, если мне не помогут, я сойду с ума. Не могу я жить, когда мысли, страхи и безумие других людей свистят у меня в голове сквозняком. – Палмер чувствовал, что руки у него дрожат, но смотреть на них не хотел. – Послушайте, я не могу вам соврать. Вы меня, леди, пугаете. Но – как говаривал мой дядя Вилли: из всех дьяволов выбери того, которого ты знаешь.
Когда она засмеялась, стали видны клыки. И хотя Палмер знал, что все в порядке, все равно испугался.
~~
По сравнению со вчерашним днем Французский квартал практически опустел. Бурбон-стрит открылась на деловой день, как обычно, но зазывалы раз в жизни не были заинтересованы заманивать в свои логова греха редких туристов, бродящих по залитым неоном и усыпанным мусором улицам.
Местные торговцы брандспойтами смывали залежи пластиковых крышек, банок и бутылок в сточные канавы. Общее настроение можно было передать как смесь усталости и облегчения, будто город приходил в себя после приступа малярии.
Палмер шел за своей новой работодательницей, стараясь не замечать пристальных взглядов, сопровождавших их на узких улицах. Соня Блу шла быстро и целенаправленно сквозь теснящиеся тени, руки ее были погружены в карманы кожаного жакета. Казалось, что она ушла в свои мысли, но у Палмера не было сомнений, что она отлично видит направленные на нее взгляды.
Страх и отвращение, исходящие от педерастов, наркодилеров и прочих обитателей Квартала, были достаточно сильны, чтобы у Палмера мурашки побежали по коже. Будто кто-то выпустил ему целый муравейник под одежду. Он проделал ментальные упражнения для блокировки внешних эмоций, которым Соня его научила перед выходом из дома, и орда невидимых муравьев исчезла.
– Кажется, тебя в этой округе не очень любят.
Она глянула через плечо.
– Привыкла. У большинства людей инстинктивная неприязнь к Притворщикам – и к сенситивам, кстати.
Палмер вспомнил свою собственную реакцию на Ренфилда и вздрогнул.
– Ты это слово уже говорила: «Притворщики». Что оно значит?
– Ты Лавкрафта читал?
– Еще в школе. А что?
– Помнишь там насчет Ктулху, Старших Богов и Старых? Насчет того, что человечество появилось только недавно, в масштабах существования Земли, и что мерзкие гиганты, монстры из космоса, правили этим миром задолго до динозавров, и сейчас эти безымянные отвратные гиганты сидят на щупальцах и ждут, пока придет время захватить мир?
– Ну помню.
– Ну так вот, в этом роде.
– Знаешь, кажется, мне больше знать не хочется.
