бы носить и Эвелин, если бы у нее было только девяносто восемь центов и не было бы драгоценностей. У стены стоял пылесос «Гувер» – это его гудение я слышал, стоя у двери. Стены были голыми; нижняя их часть, примерно высотой в метр, была покрашена синей краской, как и окно, верхняя – побелена. Перед кафедрой, за которой висела синяя портьера, стояло с полдюжины рядов жестких стульев. Это помещение очень походило на камеру смерти в тюрьме штата Нью-Джерси.
Она закрыла дверь и заперла ее.
– Не думала я, что встречу тебя еще раз.
– Я занимаюсь все тем же делом, – сказал я, держа шляпу в руке.
Ее невыщипанные брови сошлись – она напряженно думала.
– Похищение ребенка Линдберга?
– Точно. Может быть, присядем?
Пододвинув стул, она неуверенно села. Я сел рядом, чтобы видеть ее.
– Но человек, который совершил это похищение, в тюрьме, – сказала она.
– Правда?
Не выдержав моего пристального взгляда, она повернула голову в сторону.
– Вообще-то Мартин говорит, что в состоянии транса я говорила другое.
– Неужели?
– Да. В трансе я сказала, что этот немец не похищал ребенка. Что в этом заговоре участвовало много людей. Похищение совершили четыре человека. Среди них была одна женщина. Один из них умер.
– Женщина умерла?
Она смущенно пожала плечами; темные длинные волосы ее упали на плечи.
– Это все, что я знаю. Я знаю только то, что говорит мне Мартин. Я не помню того, что говорю в этом состоянии.
– Э-э... может быть, ты имела в виду Вайолет Шарп?
У нее задрожали ресницы, но она промолчала.
– Вайолет была среди ваших прихожан, не так ли?
Она сделала глотательное движение.
Я наклонился и сжал ее руку – не настолько сильно, чтобы причинить ей боль, но достаточно, чтобы она поняла, что я настроен серьезно.
– Так была она одной из ваших прихожан?
Она кивнула.
– Иногда она приходила на службу, – сказала она. – Я не уверена, что она была нашей прихожанкой.
– Кто еще?
– Много людей.
Я топнул ногой. Стулья подпрыгнули. И она тоже.
– Кто еще, Сара?
Она вновь проглотила слюну, потом покачала головой.
– Этот забавный на вид коротышка по имени Фиш. Он был нашим прихожанином.
– Продолжай, Сара. Это интересно.
– Был еще мужчина по имени Уэйтли. Кажется, он был дворецким.
– Думаешь, дворецкий. Так. Кто еще? Подумай хорошо.
Она покачала головой:
– Нет, не помню.
– Вспомни комнату в гостинице в Принстоне. Ты тогда назвала имя.
– Я не помню того, что говорю в состоянии транса...
– Ты сказала «Джефси». Ты сказала, что увидела буквы: Д – Ж – Е – Ф – С – И.
– Да, помню! Мартин говорил мне об этом.
– Профессор Джон Кондон был членом церкви на сто двадцать седьмой стрит?
– Нет... нет.
– Нет?
– Но...
– Но что, Сара?
– Но он приходил несколько раз.
Я почувствовал, что начинаю дрожать. Улыбнулся ей – должно быть, это была ужасная улыбка.
– Расскажи мне, Сара. Расскажи мне о Джефси.
Звучный мужской голос сзади меня проговорил:
– Он лишь иногда посещал нас.
Я повернулся и увидел вошедшего через портьеру за кафедрой Мартина Маринелли. На нем были черный свитер с завернутым воротником и черные брюки. Он был похож на священника, потерявшего не только свою цепь, но и работу. Голова его стала лысой, но брови, которые он выщипывал ради пущего эффекта, выросли и стали густыми; он все еще носил дьявольскую бородку. Под мышкой он держал бумажный пакет.
Он медленно подошел к нам и подал пакет Саре, которая казалось, вот-вот расплачется.
– Здесь то, о чем ты меня просила, дорогая.
Она положила пакет на соседний стул, и я заметил в нем различные предметы для уборки: моющее и дезинфицирующее средства, мыльная стружка.
Маринелли пододвинул к себе стул и составил нам компанию.
– Мы сами убираем это помещение, мистер Геллер, чтобы меньше платить за аренду.
– Вы помните мое имя, – сказал я. – Я удивлен.
– Мне пришлось следить за делом Линдберга, – он сделал эффектный жест рукой. – Нас столько раз беспокоили, что появилась необходимость иметь подробную информацию о ходе этого дела.
– Я бы сам не прочь получить о; нем подробную информацию. Расскажите мне еще о вашей пастве, в которой столько знаменитостей.
– Рассказывать больше нечего. Что касается доктора Кондона, то он преподаватель философии, живо интересующийся спиритизмом. Я уверен, наша церковь не единственная спиритуалистская церковь, которую он посещал.
– Кондон преподавал в школе в Гарлеме. Кто-нибудь из вас случайно не ходил в среднюю школу номер тридцать восемь?
Сара закрыла глаза и начала медленно раскачиваться взад и вперед.
Маринелли положил руки на колени: на вид они у него были довольно сильными.
– Я не понимаю, причем вообще здесь наша учеба, мистер Геллер.
– Тогда давайте сменим тему разговора. Расскажите мне об Изидоре Фише, Вайолет Шарп и Оливере Уэйтли. Они были вашими прихожанами, ваше преподобие. Наверняка вы были знакомы с ними лично.
– За эти годы у нас было столько прихожан в церкви на Сто двадцать седьмой стрит. Это была большая церковь. Люди с улицы все время заходили к нам. Однажды вечером к нам зашел китаец!
– Меня не интересует этот китаец, ваше преподобие. Как в вашу церковь попали Вайолет Шарп и Уэйтли?
Он пожал плечами:
– Они сами пришли ко мне. Я никогда не расспрашиваю своих прихожан об их прошлом, если они сами не изъявляют желания рассказать мне о нем. Но один из них или оба интересовались спиритизмом еще до приезда в эту страну.
– То есть кто-то из них посещал спиритическую церковь в Англии?
– Да. Кажется, это был Уэйтли. По-моему, Вайолет лишилась родителей и надеялась пообщаться с ними посредством мира духов. Мы помогли ей в этом.
– Вы помогли. Вы, Сара и старый... Как звали того индейца? Вождь Желтое Перо?
Сара, глаза которой были закрыты, поморщилась.
– Что касается Фиша, – продолжал Маринелли, проигнорировав мой вопрос, – то он жил недалеко от нас. Как-то вечером, проходя мимо, он зашел к нам и заинтересовался тем, что мы делаем.
