Гастоном Буллоком Минзом!
– Несколько лет назад вы говорили нам совсем другое, – напомнил я.
Он покачал пальцем в воздухе.
– Да, но тогда я лгал вам, по крайней мере частично. Почему вы так спокойно отнеслись к моему признанию? Это самое значительное признание за всю историю американской юриспруденции.
– Минз, – сказал я, – я сказал вам, что работаю на Хоффмана. Он показал мне несколько ваших писем. Мне было известно о том, что вы утверждаете, будто «разработали» план этого похищения. И Эвелин тоже знает об этом. Поэтому мы отнеслись к вашему признанию так спокойно.
– Вот как? Тогда, полагаю, вам интересно будет узнать некоторые подробности.
– Да, конечно. Вы утверждаете, что сами изготовили эту лестницу?
– Именно. Я сделал ее в своем гараже в Чеви-Чейсе. Хауптман сделал бы ее более профессионально: в конце концов он плотник. Кстати говоря, лестница эта использовалась только для того, чтобы заглянуть в окно детской и убедиться, что ребенок там, а не для того, чтобы вынести его через окно. Ребенка через парадную дверь вынес моим агентам дворецкий. Вот почему лестницу нашли брошенной в семидесяти с лишним, футах от дома.
– А как насчет Макса Гринберга и Макса Хэссела? Я думал, это они разработали план этого похищения.
– Они работали на меня. У меня были знакомые среди перевозчиков нелегального спиртного и бутлегеров. Банда, с которой вошел в контакт Кертис, тоже работала на меня. Я руководил этим предприятием с самого начала.
Эвелин подошла ближе к кровати Минза.
– В одном из писем губернатору Хоффману, – сказала она, – вы утверждали, что вас наняли родственники миссис Линдберг, чтобы вы похитили ребенка.
– Ах да. Потому что мальчик был умственно отсталым. И мне в этом помогали Гринберг и Хэссел, а также два человека из прислуги Линдбергов – Вайолет Шарп и Оливер Уэйтли.
– Вы хотите сказать, что это правда? – спросила Эвелин.
– Что правда? – спросил он с невинным видом.
– А что в вашем рассказе неправда? – спросил я.
– То, что я говорил об умственно отсталом ребенке. Это всего лишь слух, который произвел на меня впечатление.
Я подумал, что если еще немного послушаю Минза, то могу остаться с ним в этой психушке.
– А вам известно, что ваших приятелей Гринберга и Хэссела кто-то убил?
Он медленно и печально кивнул:
– Жизнь может быть так жестока.
– Смерть тоже, – сказал я. – Интересно, что их убили вскоре после того, как вы назвали мне их имена.
После того, как вы указали на них как на настоящих похитителей.
– Стечение обстоятельств.
– А может, это вы или ваши приятели приложили руку к этим обстоятельствам?
– Минз, – резко сказала Эвелин, – этот ребенок еще жив?
Он улыбнулся ангельской улыбкой:
– Сначала я должен сказать вам, что тело, найденное в Нью-Джерси, было «подсадкой», а никаким не ребенком Линдберга.
– С какой целью это было сделано? – спросил я.
– Чтобы прекратились его поиски, – ответил он. – К примеру, деятельность бутлегеров в Саурлендских горах была почти свернута. Там появилось слишком много полицейских, которые вели себя очень активно, на этот район было обращено внимание властей. После обнаружения тела все вернулось в нормальное русло. Люди снова занялись бизнесом.
– Этот ребенок все еще жив? – повторила Эвелин.
– Моя дорогая, насколько мне известно – жив. Я отвез этого ребенка в Мексику и оставил там живым- здоровым. Бог мне свидетель, я говорю правду.
Я встал с его кровати, опасаясь, что этого негодяя сейчас поразит молния.
– Где сейчас находится ребенок? – спросила Эвелин.
– Понятия не имею, – проговорил он, энергично пожав плечами. – Знаю только, что мальчик в надежных руках. Пока он жив, некоторых влиятельных людей нельзя будет обвинить в убийстве.
– Никто вам не верит, Минз, – сказал я.
– Простите?
– Никто не верит, что вы были вдохновителем этого похищения. Вы волк, прикинувшийся невинной овечкой.
Он негромко рассмеялся:
– Хорошо сказано, Геллер. Хорошо сказано. А вы сами что думаете?
– Я думаю, вы на этот раз впервые в своей жизни говорили правду или по крайней мере больше правды, чем обычно. А вот действительно ли вы хотите, чтобы вам поверили, или нет, это вопрос, на который я не осмелюсь ответить. Можно только догадываться о том, что происходит в темных коридорах вашей души.
Он кивал, улыбаясь своей проказливой улыбкой.
– На месте Аля Капоне, – сказал я, и улыбка его моментально исчезла, словно одно это имя приводило его в замешательство, – я использовал бы вас в качестве посредника. Как человек со связями в кругах бутлегеров, в политических кругах и высшем обществе вы являетесь идеальным посредником для Капоне, если не учитывать, конечно, что вы совершенно ненадежный человек.
– О, – сказал Минз, качая в воздухе указательным пальцем. – Ну а если я боялся бы своего нанимателя...
– Если бы им был Капоне или кто-нибудь, равнозначный ему, с Восточного побережья, например Лусиано или Шульц, вам пришлось бы действовать честнее, чем обычно, чтобы не накликать беду на ваш толстый зад.
– Геллер, это некрасиво с вашей стороны. Использование таких выражений неуместно в присутствии миссис Мак-Лин.
– Идите к черту, сэр, – сказала она ему.
Он явно упал духом.
– Возможно, я обидел вас, моя дорогая, но между старыми друзьями не должно быть столь враждебных отношений.
– Она заслужила право так относиться к вам, отдав вам сто тысяч, которые исчезли, – заметил я.
– Сто четыре тысячи, – поправил он меня.
Я с улыбкой покачал головой:
– Ни стыда, ни совести у вас нет, Минз.
– Я не в силах контролировать свое воображение, – мрачно проговорил он. – Мои фантазии – побочный продукт душевной болезни. Поэтому, друзья мои, я и настоял на том, чтобы меня положили в эту больницу.
– А может быть, вам просто не понравилась тюрьма в Ливентворте?
– Признаюсь, здесь действительно поприятнее, – весело проговорил он. Потом лицо его стало серьезным: Понимаете, я надеюсь, что мне сделают операцию на мозге, после чего я смогу быть нормальным членом общества и меня можно будет досрочно освободить из тюрьмы.
Гастон Минз пытался осуществить свою последнюю и самую крупную аферу: он тешил себя надеждой, что ему когда-нибудь удастся выйти из тюрьмы, хотя стеклянный взгляд его глаз говорил о том, что он сам не особенно верил в свой успех.
– Скажите мне одну вещь, Минз, – сказал я. – Пожалуйста, будьте со мной хоть раз откровенны, потому что то, о чем я вас спрошу, не имеет большого значения. Мне просто хочется знать.
– Геллер, мы с вами друзья уже много лет. Неужели вы думаете, что я откажу вам в такой мелкой услуге? Спрашивайте.
