членов обвинения и защиты. Полковник Брекинридж, который не был в зале суда, ждал нас за стоящим с краю изолированным столом.
Когда мы сели, Брекинридж спросил Линдберга, как проходил сегодня суд, и тот ответил, что нормально.
Я сказал:
– Мне кажется, Рейли только льет воду на мельницу обвинения.
– Как это? – спросил Брекинридж.
– Его фрак и гетры едва ли пришлись по вкусу этим простодушным присяжным. Да и его громовой голос и оскорбительные манеры тоже. Своим нахрапистым подходом он напоминает мне Джона Бэрримора, играющего роль подвыпившего ковбоя.
Официант подал нам меню, и Линдберг принялся изучать свое немигающим взглядом с выражением лица, которое чем-то напоминало мне выражение лица обвиняемого в зале суда.
Пузатый официант средних лет, хотя и загруженный работой, терпеливо стоял и ждал, пока мы неторопливо читали меню и делали заказы – в конце концов Линдберг не был заурядным посетителем.
– Что такое «Хауптман Фрайз»? – спросил я его.
– Жареная картошка по-немецки, – вежливо ответил он.
Линдберг заказал овощной суп и булочку; Брекинридж предпочел баранью отбивную «Джефси»; я попросил принести гуляш «Гау» (названный в честь Бетти, няньки, которая приехала из Шотландии несколькими днями ранее, чтобы дать показания).
Пока мы ждали еду, я сказал:
– Я обратил внимание, что Уиленз не спросил меня о том подозрительном парне, который прошел мимо меня и Джефси на кладбище.
– Что? – произнес Брекинридж.
Линди ничего не сказал.
– Должно быть, это не согласуется с его тезисом об отсутствии сговора, – сказал я. – Слим, он спрашивал вас о парне, которого вы видели?
– О каком парне? – спросил Слим.
– Парне, которого вы видели во время вашей поездки на кладбище. Возможно, это тот же парень, которого видел я.
Линдберг пожал плечами.
– Правда, Слим, по всей вероятности, это действительно был парень, которого видел я. При ходьбе он сутулился, закрывал лицо платком – смуглый такой парень, так?
– Просто случайный прохожий, – сказал он.
– Значит, по-вашему, это простое совпадение, что в разное время на разных кладбищах мимо нас прошел сутулый итальянец, прикрывая платком лицо и разглядывая нас? Слим. Прошу вас, не надо.
Довольно нелюбезно Линдберг сказал:
– Пусть Уиленз делает свое дело.
Я подался вперед, так что на столе зазвенело столовое серебро.
– Почему Уиленз ничего не спросил меня о моей истинной роли в этом деле? Ничего не было сказано о Капоне, о том, что Маринелли и Сивелла назвали имя «Джефси» раньше, чем на сцену вышел Кондон, или Кертис, или Минз, или...
– Эти вопросы не являются центральными для этого суда, – решительно проговорил он. – Не стоит об этом думать.
– Не стоит думать? Но Рейли-то может подумать об этом, Слим.
Его рот раздраженно дернулся.
– Вы только ведите себя разумно на месте свидетеля, Нейт. Хорошо?
– Вести себя разумно?
Принесли нашу еду; я подождал, пока официант обслужил всех и ушел. Гуляш «Гау» выглядел привлекательно, от него шел пар, и запах был приятным.
– Вести себя разумно, – повторил я. – То есть вы предлагаете мне лгать на свидетельском месте.
Линдберг свирепо посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Брекинридж сказал:
– Никто вам этого не предлагает, Геллер. Не говорите зря.
Я попробовал кусочек мяса: вкус гуляша был таким же приятным, как его вид, и почти таким же приятным, как вид самой Бетти Гау.
– Знаете, джентльмены, – задумчиво проговорил я, – во многих отношениях я типичный презренный и алчный чикагский коп. Вы знаете, я сейчас частный сыщик и из управления ушел отчасти и потому, что некоторые люди решили, что меня можно купить за любую цену. Но это не так.
– Никто не предлагает вам... – робко начал Брекинридж.
– Есть много вещей, которые я сделаю за деньги, чертовски много, но я ни за что не стану лгать под присягой в суде.
Линдберг работал ложкой, глядя в свой суп; обычно он не ел так быстро.
– Вы помните пистолет, который я вам одалживал, Слим? Который вы брали на кладбище в ту ночь?
Он кивнул, не глядя на меня.
– Однажды я солгал, стоя на свидетельской трибуне. Копы и люди Капоне нашли человека, готового взять на себя вину за убийство и сесть в тюрьму за круглую сумму денег. Я не видел ничего плохого в том, что дам против него показания, и я солгал со свидетельской трибуны.
Линдберг дотронулся салфеткой до своих губ.
– Благодаря этому... – Я пожал плечами, – ...я продвинулся и стал самым молодым сыщиком в штатском в чертовой чикагской полиции. Но моему отцу это пришлось не по вкусу. Он же был старым членом профсоюза и считал, что под присягой нужно говорить только правду. Интересно, что он даже в Бога не верил, и все же если бы его заставили принести присягу, то он уже не смог бы говорить ничего, кроме правды. Но как бы там ни было, он выстрелил в себя из пистолета, который я вам одалживал. Из моего пистолета. С тех пор я стараюсь не лгать, стоя на свидетельской трибуне.
Слим сказал:
– Мне очень жаль, что так получилось с вашим отцом.
– Спасибо, но я говорил о другом.
– Я знаю, о чем вы говорили. Мне не нравится, когда меня называют лгуном.
– Разве я назвал вас лгуном?
Он строго посмотрел на меня и вздохнул.
– Нейт, этот человек виновен.
– Я слышал, как вы сказали, что не сможете узнать по голосу «кладбищенского Джона». Не так давно вы сказали то же самое Большому жюри в Бронксе. Что изменилось с тех пор?
Он сделал жест рукой.
– Высокопоставленные чиновники полиции, занимавшиеся этим делом, заверили меня, что нет никаких сомнений в том, что Хауптман виновен. Я слышал это от Шварцкопфа, от Фрэнка Уилсона, от лейтенанта Финна, от... – Он покачал головой, словно хотел избавиться от навязчивых мыслей. – Если бы вы посидели на этом суде, как сидел и как буду сидеть я, вы бы тоже это поняли.
– Слим, я был копом. Я и сейчас коп. И я могу сказать вам кое-что о них: если коп решил, что какой-то парень виновен, то этот парень виновен. И в такой момент коп становится по-настоящему изобретательным. Он начинает манипулировать доказательствами и фабриковать ложные, он «натаскивает» свидетелей перед дачей показаний в суде и покупает за деньги нужные ему свидетельские показания. В Америке это происходит сплошь и рядом. Поверьте мне.
– А вы?
– Что?
– Вы мне верите?
– Ну, – я улыбнулся и приложил к лицу салфетку. – Я позволю вам заплатить за мой ленч. Я не такой гордый.
