— На следующий день, — сказал Томми, — когда она была в больнице, полиция привезла туда четырех насильников.
Не вставая с места, Келли тихо произнес:
— Ваша честь, я протестую против употребления слова «насильники».
Дэрроу повернулся к Келли, пожал плечами и сказал:
— В таком случае, «предполагаемые насильники». Или давайте назовем их «четыре человека».
— Она сказала, что это те самые четверо, — продолжал Томми, губы у него кривились, словно он попробовал что-то противное на вкус. — Я сказал: «Ты должна быть точно уверена», и она ответила: «А ты думаешь, будь у меня сомнения, я бы смогла спокойно жить?»
Привкус мелодрамы показался мне чрезмерным. Не знаю, как восприняли его остальные присутствующие в суде, но я посчитал Маленький Театр Томми работой на публику. Кроме того, перестаравшись, он высказал, пусть невнятно, возможные сомнения Талии Мэсси в отношении опознания Иды и компании.
Дэрроу мягко вернул Томми в нужное русло, вытянув из него описание дней и ночей, которые он провел в больнице и дома, ухаживая за любимой женой. Томми описал кошмары Талии, из-за которых она просыпалась с криком: «Кахахаваи здесь!»
— Вы смогли в конце концов забыть об этом случае?
— Никогда! А потом пошли слухи... отвратительные... грязные! Мы собираемся разводиться, я застал свою жену в постели с одним из офицеров, я сам избил ее, изнасиловала ее толпа морских офицеров, ее вообще не насиловали... и тому подобные мерзости. Дошло до того, что я не мог находиться среди людей, не мог смотреть им в лицо. Не мог уснуть, я вставал и ходил, и все, что видел перед собой, это разбитое лицо жены... Я чувствовал себя таким несчастным, что хотел взять нож и вырезать мозги из своей головы!
Учитывая слова Томми, следующий вопрос Дэрроу показался почти смешным:
— Вы обращались к врачу?
— Да, но больше меня заботило, что посоветует юрист. Мне посоветовали, что наилучший способ остановить эти гадкие слухи — добиться письменного признания от одного из... четырех человек. Я слышал, что Кахахаваи уже почти готов сознаться, и поговорил со своей тещей...
— Кроме этих слухов, — мягко спросил Дэрроу, — было ли еще что-то, что занимало ваши мысли?
— Д-да. Мы узнали, что необходима операция, чтобы... предотвратить беременность.
Опасная почва. Я знал, что Дэрроу знал, что Талия не была беременна. Я не был уверен, известно ли это Томми, и только одному Богу было известно, знает ли об этом Келли...
Однако Дэрроу продолжал расспросы:
— Вы были уверены, что она беременна?
— В этом не было никаких сомнений.
Келли просматривал какие-то бумаги. Было ли это медицинское заключение, подписанное другом Дэрроу доктором Портером?
А Дэрроу продолжал:
— Не могла ли она забеременеть от вас?
— Нет. Этого не могло быть.
— Операция была сделана?
— Я отвез Талию в больницу, и доктор Портер сделал ее. Это... это отразилось на мне странным образом.
И Томми заплакал.
Келли никак не отреагировал. Если у него и была карта, он решил ее не разыгрывать. Было совершенно ясно, что Томми верил, что Талия была беременна. Он был не
— Становится поздно, ваша честь, — печально проговорил Дэрроу. — Могу я предложить объявить перерыв до утра?
Судья принял предложение Дэрроу, со стороны Келли возражений не последовало. Миссис Фортескью выскочила из-за стола защиты, чтобы проводить своего зятя со свидетельского места. Обняв за плечи этого мужчину-ребенка, высокая женщина шла по проходу между рядами, заполненными плачущими белыми женщинами. Чанг Апана вел Томми, миссис Фортескью и двух матросов к сопровождению из числа береговой охраны.
На следующем заседании, когда Томми снова занял место свидетеля, Дэрроу повернулся к судье и бросил бомбу, от которой Келли немедленно вскочил на ноги.
— Ваша честь, — сказал Дэрроу, заложив большой палец за одну из подтяжек, — похоже, между прокурором и мною возникли небольшие разногласия, и мне бы хотелось их уладить. Мы хотим сделать заявление, что пистолет, из которого был произведен роковой выстрел, находился в руках у лейтенанта Мэсси.
По залу волной прибоя прокатилось возбуждение, и судья потребовал от присутствующих тишины.
Дэрроу продолжал, словно не замечая суматохи, причиной которой послужили его слова:
— Итак, лейтенант, вернемся к слухам, которые отравляли жизнь вам и вашей жене...
Келли произнес, выпаливая слова, как автоматический пистолет:
— Даже учитывая это признание, ваша честь, линия вопросов касательно дела Ала-Моана может быть признана только при условии поступления просьбы о признании невменяемости. И даже при этом любые сведения в отношении этого дела, сообщенные лейтенанту Мэсси его женой и другими людьми, являются показаниями с чужих слов и должны быть вычеркнуты из протокола.
— Ваша честь, — терпеливо проговорил Дэрроу, — мы ожидаем свидетельства того, что этот подзащитный был невменяем. Я не говорю, что он признается, что убил пострадавшего. Мы покажем, что, когда был произведен выстрел, оружие находилось в его руках... но знал ли лейтенант Мэсси, что он делает, это другой вопрос.
Судья Дэвис подумал и сказал:
— Мистер Келли, адвокат строит защиту на основании невменяемости и на том, что дающий сейчас показания свидетель произвел роковой выстрел. Это открывает дорогу свидетельским показаниям, которые могут выявить состояние психики подзащитного.
— Я снимаю свое возражение, ваша честь, — сказал Келли. — Однако мы хотели бы узнать, в какого рода состоянии невменяемости, по вашему утверждению, находился лейтенант Мэсси, когда выстрелил.
Дэрроу отозвался:
— Полноте, мистер Келли, вам наверняка известно, что даже ведущие эксперты используют разные термины для одних и тех же психических расстройств. Ваша честь, могу я возобновить допрос свидетеля?
— Можете, — сказал судья.
Келли, растерявшийся, похоже, в первый раз, вернулся на свое место.
Дэрроу шаг за шагом заставил Томми рассказать о том, как зародился и утвердился замысел похищения — от разговора с тещей до первой встречи с Джоунсом и Лордом.
— Целью вашего плана было убийство потерпевшего?
— Конечно нет!
Наконец Дэрроу дошел до того момента в рассказе Томми, на котором прервал его во время первого разговора на «Элтоне».
Теперь наконец, в суде, я услышу «правдивую» историю.
— Я приехал к дому миссис Фортескью, заехал в гараж, — сказал Томми. — Войдя в дом, на кухню, я достал из стола пистолет Джоунса.
— Тридцать второго калибра?
Без всякого выражения, отвечая с автоматизмом машины, Томми продолжал:
— Тридцать второго калибра, да, сэр. Я позвал: «Заходите... майор Росс здесь». Кахахаваи по-прежнему думал, что едет на встречу с майором. Я снял темные очки и перчатки — маскировку под шофера, и все мы прошли в гостиную, Кахахаваи усадили на стул. Вошли миссис Фортескью и Лорд. Он встал в стороне, а я подошел к Кахахаваи. Пистолет был у меня в руке.
