Теперь Чанг пошел по-настоящему быстро.
— Что она сказала, Чанг?
— Ничего. Сумасшедшая.
— Что она сказала? Она назвала вам имя?
— Тупик.
— Что? Чанг, мне же показалось, что она сказала что-то важное?
Но он больше ничего на эту тему не сказал, а солнце начало склоняться к закату, и для белого человека из Чикаго лучше всего было направиться на более дружественную территорию. Мы подошли к нашим автомобилям, оставленным на Беретания-стрит, и Чанг остановился у своей модели Т.
— Очень жаль, что не смог помочь, — сказал Чанг.
— Завтра продолжим с того места, где остановились?
— Нет. Больше негде спрашивать.
— Эй, мы обошли еще не все дома в том районе.
Кроличий садок трущоб по соседству включал и дом покойного Джо Кахахаваи.
— При всем уважении, — сказал Чанг, — я снимаю предложение дальнейшей помощи.
И маленький человечек забрался в свою машину и уехал.
— Какого черта, — произнес я, ни к кому не обращаясь.
Прежде чем возвращаться в Вайкики, я воспользовался услугами платного телефона и связался с Лейзером, находившимся в отеле Янга.
— Что-нибудь новое?
— Рад, что вы позвонили, — сказал он. — Мы как раз уезжаем в суд. Вердикт вынесен.
— Иисусе! Сколько же это заняло времени?
— Пятьдесят часов. Два часа назад судья спросил присяжных, смогут ли они, по их мнению, вынести вердикт... мы все думали, что присяжные опять не придут к согласию, как в деле Ала-Моана... но они сказали, что смогут. И смогли. Увидимся там?
— Увидимся там.
Дэрроу был прав — это оказалось непредумышленное убийство.
Когда служащий суда читал вердикт, Талия встала рядом со своим мужем, словно была одной из обвиняемых. Все четверо были признаны в равной мере виновными, но было «рекомендовано смягчение приговора»
Подсудимые перенесли процедуру стоически: на губах миссис Фортескью играла слабая улыбка, Томми стоял прямо, Лорд тоже, Джоунс, правда, грыз ногти. А вот Талия полностью потеряла над собой контроль — плакала и причитала.
Перекрывая рыдания Талии, судья назначил вынесение приговора через неделю, а прокурор Келли согласился на то, чтобы до того времени заключенных держали под военно-морской стражей на «Элтоне». Судья поблагодарил и отпустил суд.
Талия все плакала, но Томми неожиданно резко бросил ей: «Соберись!», и она успокоилась.
Публика уходила, журналисты наседали. Зная, что находится под их бдительным оком, Дэрроу подошел к Келли, пожал прокурору руку и произнес: «Поздравляю». Невозмутимый Чанг Апана терпеливо ждал, чтобы проводить обвиняемых к машине береговой охраны, и позволил Лорду и Джоунсу пожать руку Келли и объявить, что они не питают к нему никаких недобрых чувств.
Томми протянул Келли руку.
— Если бы я имел что-то против вас...
Келли, пожимавший руку Томми, перебил его:
— Я не имею ничего лично против вас и вашей жены.
Талия бросила:
— О, в самом деле? Тогда вам следует посмотреть в словаре, чем различаются слова «обвинение» и «гонение».
Теснившиеся вокруг газетчики ухмылялись, слушая обмен пикантными репликами.
Томми снова принялся успокаивать Талию, что-то шепча ей. Она сложила на груди руки и с недовольным видом отвернулась.
— Миссис Фортескью! — обратился к ней кто-то из журналистов. — Каково ваше отношение к вердикту?
Она стояла, по обыкновению вздернув подбородок, голос ее дрогнул, подчеркивая презрение, которое она испытывала:
— Я этого ожидала. Понятие «американская женщина» ничего не значит в Гонолулу, даже для белых.
Другой журналист обратился с тем же вопросом к Томми.
— Я не боюсь наказания, — сказал он, обнимая мрачную Талию. — За мной стоит весь военно-морской флот.
— Вперед, моряки! — провозгласил Джоунс.
Лорд кивнул и сказал то же самое, потрясая в воздухе кулаком. И знаете что? Я подумал, что скорее всего не стал бы искать у них помощи.
Раздался голос еще одного газетчика:
— А как вы, мистер Дэрроу? Каково ваше отношение?
— Что ж, — произнес Дэрроу, собирая со стола защиты свой портфель и другие вещи, — я не принадлежу к военным морякам, но на память мне приходит одна фраза: «Мы еще и не начинали сражение».
— Вы же отвели обвинение в убийстве второй степени, — напомнил газетчик.
— Этот вердикт — пародия на справедливость и на человеческую природу, — сказал он, выпуская пар. — Я потрясен и вне себя. А теперь, если вы позволите...
И пока Чанг Апана вел клиентов Дэрроу в распростертые объятия береговой охраны, К. Д. повернулся и подмигнул мне прежде чем удалиться, по дороге без устали повторяя журналистам — с еще большей выразительностью, — как он удивлен и разочарован такой большой судебной ошибкой.
Я настиг Чанга перед зданием суда. Вспышки фотографов рассеивали мрак ночи, пока обвиняемые садились в две военно-морские машины. Талии позволили вернуться в Перл вместе с Томми.
— Чанг!
Маленький полицейский в панамской шляпе повернулся и обратил свой взгляд игрока в покер на меня.
— Что все это значило сегодня днем? — спросил я.
— Я должен перед вами извиниться, Нат.
— Вы должны объясниться.
Перед зданием суда скопилось много народу. Газетчики взяли в плотное кольцо Келли и Дэрроу, и мы оказались в центре говорящей толпы, состоявшей в основном из белых, в большинстве своем несчастных.
— Это не место для разговора, — сказал Чанг. — Позже.
И он нырнул в толчею, потом сел в патрульный автомобиль, который уехал, оставив меня в качестве еще одного несчастного белого в толпе.
В тот вечер я пришел на встречу в заведение Лау И Чинга на углу Кухио— и Калакауа-авеню, разлапистую, безупречную пагоду-дворец, которая посрамила бы любой китайский ресторан в моем родном городе. Сияющий хозяин в черной шелковой паре и шлепанцах спросил, заказывал ли я столик, я назвал компанию, к которой собирался присоединиться, и его лицо помрачнело, прежде чем он кивнул и передал меня миловидной гейше.
Гейша, чье овальное личико было таким же красивым и бесстрастным, как белые лица женщин, изображенных на китайских коврах, которые висели на стенах, ждала меня.
Это была сестра Хораса Иды.
— Мой брат невиновен, — прошептала девушка.
И пока она вела меня через переполненный зал, где в равной мере были представлены и местные
