– Если вы их видели… дома-то расположены действительно очень близко-то, то почему же они вас не заметили? – резонно спросил Носов.
– Ага, до того ли им было! – хихикнула свидетельница. – Ну, если честно, когда у них это самое началось, я свет погасила у себя, охота было посмотреть, как оно у людей … ну, это самое…
– Спасибо, вы нам очень помогли, можете идти.
С нею вышли и три человека, участвовавшие в процедуре опознания. Остались Филипп, Марк и Вениамин. Носов сел за стол, обвел всех троих спокойным взглядом, поднял глаза на эксперта, пожелавшего непременно присутствовать при опознании. Корик, которому смерть Айны уже не казалась загадкой, взял на себя обязанности допрашивающего:
– Теперь мне понятно, как вы убили ее. Но почему?
…Да, он осознанно готовился к этому, хотя не был уверен, что все будет именно так, к тому же он шел к ней со слабой надеждой, внушая себе: она передумает, уже передумала.
Айна не ждала его. Открыв дверь, она замялась – пускать или не пускать, – все же, будучи женщиной деликатной, провела его в квартиру. Ей не дано было знать, что вместе с ним к ней вошла смерть и заняла выжидательную позицию в сторонке. А он снял пальто, повесил его, подошел к ней и взял за плечи. Айна, не высвобождаясь, отвернула лицо, когда он хотел поцеловать ее:
– Не надо… Мы же все обсудили, и ты согласился со мной. Тебе двадцать пять, мне тридцать четыре, между нами – пропасть, Марк.
– Нет никакой пропасти, ты ее сама выдумала. – Как он разочаровался! – Нам же хорошо вдвоем.
– Хорошо, да. Очень хорошо, лучшего у меня не было. Но постель – это не все, Марк, есть и будничная жизнь, и время… Сейчас разница между нами почти не чувствуется, но через три-пять лет она станет заметна. Я не хочу, чтобы через какое-то время, когда ты остынешь, мне стало больно. Я прекрасно знакома с расставаниями и обидами, не хочу повторений. Конечно, вина лежит только на мне, я не должна была подпускать тебя к себе… Но так сложилось… Тогда я думала: курортный роман, ни к чему не обязывающий, а мне надо было забыться…
– Я согласен ждать. Только вместе с тобой…
– Прости, Марк.
Он слегка сжал ее плечи, запрокинул голову, словно не желая показывать слез, но, когда вновь посмотрел ей в глаза, слез не было.
– Знаешь, – улыбнулся Марк, – я точно так же расстался с Нелькой, встретив тебя. На меня не действовали ее уговоры и слезы, поэтому я тебя понимаю. Но и ее я понял, правда, только сейчас, а тогда… я обидел Нельку и тут же забыл о ней. В сущности, я пришел проститься. Два часа дай мне…
– Марк… – протянула она, не соглашаясь. – Это лишнее…
– Час, – настаивал он. – И больше ты меня не увидишь! Один час… чтобы он запомнился… Обещаю: никогда больше не напомню о себе.
Марк приблизился губами к ее губам, Айна не отвернулась, сдавалась, видимо, жалела его. Но ему-то не жалость была нужна, а она – вся и навсегда, до смерти. Он был нежен и ласков, любил ее, как в последний раз. Именно – как. Потому что, видя отдачу Айны, он торжествовал, полагая, что сломил ее. Но минуты наслаждения длятся недолго, за ними приходит возврат того, что было до этого, возможно, и раскаяние. Она лежала расслабленная, тихая, настал момент спросить ее:
– Ты и сейчас хочешь, чтоб я ушел навсегда?
Айна открыла глаза, в них уже не было пьяной любовной неги:
– Ты обещал…
– Помню, – перебил он, помрачнев. – Значит, нет?
Она не ответила, что, собственно, и было ответом. Марк подскочил.
– Куда ты?
– Воды выпью. Тебе принести? – он прятал глаза.
– Нет.
Он открыл банку консервов, принесенную с собой, и торопливо ел, давясь, так как тоже не любил кальмаров. Но – ел, плохо пережевывая, чтобы мясо застряло в зубах, чтобы пропитать соком рот и язык, глотал, чтобы даже дыхание его стало ядовитым. Вернувшись, Марк сел на кровать. Поглаживал тело Айны. Она мягко убрала его руку, и тогда он напомнил:
– Час еще не прошел, только половина…
Поцелуями покрывал ее тело, подбираясь к ее рту. На секунду Марк замер, любуясь приоткрытыми губами Айны. Она пожалела его, а он надумал… Но она же сказала «нет», значит, ее жалость – унизительная и жестокая. Он тоже должен быть жестоким! Марк впился в ее губы, не зная, вдохнет ли смерть в эту женщину, отравившую его душу. Вдруг Айна вырвала голову, запаниковав, пока еще безотчетно:
– Марк, чем от тебя пахнет? Что ты пил?..
И еще один поцелуй – глубокий, проникающий. Марк торопился, не надеясь, что его дыхание, касания его губ несут ей яд. Айна потянулась к тумбочке у изголовья за таблетками, он смахнул пузырьки на пол.
– Марк, мне плохо… – застонала она.
А ему надо было торопиться: началась агония, значит, подействовало! И Марк спешил, ведь больше этого не будет никогда! Последний раз… Чтобы не видеть ее мучений, он опустил веки.
– Марк, остановись… – хрипела Айна. – Дай мне таблетки… Они упали…
Он лег на бок, прижал ее к себе, утешая:
– Все будет хорошо, я рядом, я с тобой…
Она задыхалась, посинела, тело ее содрогнулось раз, другой…
…Марк отлично помнил тот вечер, но не верил, что его легко раскусят, оттого потерялся. Главным было – не дать ему опомниться, ведь доказать без признания, при свидетелях, что женщина убита поцелуем, практически невозможно.
– Почему вы ее убили? – повторил Корик.
– Я не знал… – промямлил Марк.
– Да брось врать, – сказал Филипп. – Айна всех предупреждала, чтобы не было кальмаров. И никогда не ела сомнительные продукты.
– Это первое, – указал ладонью на Филиппа Носов. – Второе: консервы вы принесли с собой, что подтвердит свидетельница, значит, вы готовились к убийству. Третье…
– Позволь уж я, – сказал Корик. – Мы оказались в тупике, так как причины смерти Айны для нас остались загадкой. Единственным объяснением внезапного удушья мог быть анафилактический шок, но она ничего не ела задолго до смерти. Когда Вениамин рассказал, что у нее жуткая аллергия на кальмары, – банка стояла на столе, – мы подумали: что-то здесь не так. Стали копаться в материалах, ведь аллергия широко распространилась в конце двадцатого века, ученые считают, из-за экологии, и ее симптомы видоизменяются, становятся тяжелее. Если аллергетик пережил серьезный рецидив, то ему бывает довольно мизерной дозы аллергена, чтобы погибнуть, и никакие анализы не покажут присутствие этого аллергена в его крови. Кстати, я отыскал в архивах исключительные, редчайшие случаи, когда умирали от поцелуя, если партнер перед близостью съедал опасный продукт. Правда, это происходило нечаянно, предъявить кому-либо обвинение в смерти даже по неосторожности было невозможно. Твой случай, Марк, – преднамеренное убийство. Ты тоже нашел эти примеры и знал, что делаешь.
Марк опустил голову, но не признался:
– Я не знал…
– Ты продал себя, – сказал Носов. Марк поднял голову: он не понимал – когда же он допустил ошибку? – Мы заподозрили Вениамина, выяснили о нем и Айне все, узнали, что он ищет свидетелей, и подумали: зачем это ему? Ну, что первое на ум пришло: убрать свидетелей. Разумеется, решили поймать его с поличным, не выпускали из виду. К тому же он слишком хорошо был подкован в вопросах аллергии, значит, мог из ревности убрать жену «безопасным» способом. А потом заметили, что ты, Марк, следишь за ним. Снова озадачились: а тебе-то это зачем? Ясно же: раз ты следишь за ее бывшим мужем, значит, чего-то боишься…
– Я, дурак, сказал ему, что найду свидетелей и докажу: это было убийство, – с длинным вздохом
