откуда он мог черпать силу, достаточную, чтобы убить Листа? Хотелось бы знать ответ на этот вопрос, но для меня сейчас важнее другое. Месть. И я ее свершу. Как — сказать тебе не могу. Ибо пока мысль о каком-либо событии таится в человеческой голове, она недоступна другим. Но как только кто-нибудь выразит эту мысль словами, даже если он одинок, в самой сердцевине леса, слова эти начинают существовать. В дыхании, в коре деревьев, в шуме трав, в волчьей тропе. И тогда уже ничто не в состоянии изгнать их из мира. Такие, затаившиеся в тысячах вещей, слова умелый человек может прочесть. Пенге Афра достаточно могуществен. Но от меня он не услышит ничего. Однако я проведу тебя в Дабору. А там вскоре узнают все.
— Когда отправимся? — серьезно спросил Магвер. Он неожиданно понял, что Дорон, так свободно разговаривающий с ним, идет на смерть. Что шип Черной Розы уже коснулся груди Листа, уже покалывает его кожу. Магвер понял также, что ему дано будет принять участие в чем-то большем, чем это казалось вначале.
— На заре.
— Идем. — Дорон затянул мешок. Обернутую кожей кароггу он носил на ремне. Магвер нес второй мешок, значительно больших размеров.
Рассвело. Начался день, когда должно исполниться предначертание.
Земля, казалось, мягко прогибается под ногами Листа. Ветви деревьев шептали песни вслед уходящему брату, их пение звучало в ушах. В голове Магвера неожиданно возникли странные звуки, слова, которых он не понимал, складывающиеся в таинственные строчки и фразы.
Они шли убить бана. Прикончить владыку края, который гвардейские бегуны пересекали за три дня. Край гор и быстрых рек, лесорубов и землепашцев, соли и стекла.
Бану предстояло пасть от руки человека, который должен погибнуть раньше него. Так гласило пророчество.
Они шли, а лес шептал им напутственные прощальные слова, пожелания победы, навевал тревогу. Ведь один Лист недавно погиб, убитый стеклянным острием. Теперь шел на смерть второй.
Вскоре они дошли до границы пущи. Здесь оба переоделись. Дорон в свободном кафтане, раскрашенном продолговатыми полосами, и в башмаках на высокой подошве казался выше, чем обычно. Он начернил брови жженой корой, ореховым соком затемнил лицо.
Добравшись до границ Даборы, ненадолго остановились. Магвер еще раз повторил данные Дороном распоряжения.
Потом распрощались.
Часовому у ворот Горчема он показал желтый знак, дающий многим купцам, ремесленникам и доносителям право входить на территорию крепости, и, не задерживаясь ни на минуту, двинулся прямо к дворцу бана. Он бывал здесь часто и достаточно хорошо знал дом властелина.
На дворище в эту пору дня было людно. В нескольких местах стояли часовые, другие играли в карты, потягивали вино, однако все время держали копья под рукой. Перед воротами складов и амбаров ожидало несколько телег, прачки развешивали на веревках скатерти, слышались покрикивания надсмотрщиков, голоса слуг.
Дорон, держась тени вала, шел вдоль построек, обходя площадь.
Когда проходил мимо амбара, один из тащивших мешки с зерном рабов споткнулся и упал. К нему тут же подскочил стражник, крикнул, пнул несколько раз так, чтобы ударить посильнее, но не покалечить раба.
Чтобы войти в зал приемов воеводы, нужен был специальный пропуск. Здесь Дорону уже пришлось достать бунчук. Стражник замер, ему редко доводилось видеть людей со знаком такого значения. Услужливо кланяясь, он отворил дверь. Дорон спрятал бунчук под полу кафтана и вошел внутрь.
В первой зале несколько мужчин ожидали приема у воеводы. Дорон уверенно пересек ее и вышел через другую дверь. Никто его не окликнул, никто не задержал. Он оказался на небольшом хозяйственном дворике, с одной стороны огороженном валом Горчема, с двух других — стенами жилых домов, а с четвертой — стеной амбара. Дорон направился туда, скользнул в приоткрытую дверь. Несколько мгновений стоял неподвижно, прислушиваясь, но ничто его не насторожило. Он прыгнул вбок, к ведущей на второй этаж лестнице. Быстро взобрался, увидел десятки мешков с мукой, уставленных ровными рядами один к другому.
В этот момент дверь амбара скрипнула. Вошел стражник — кажется, тот, которого Дорон видел раньше.
— Эй! — крикнул он. — Кто там?
Дорон стоял неподвижно, похожий больше на вырезанное из ствола дерева изваяние, чем на человека. Любое движение ноги вызвало бы скрип пола. Ему приходилось стоять неподвижно, наблюдая за стражником и рассчитывая на то, что тот не взглянет наверх.
Но стражник взглянул.
В тот момент, когда он раскрыл рот для крика, Дорон уже падал на него с высоты пяти саженей. Стражник направил копье вверх, но Дорон на волосок уклонился от жалящей смерти, повалился на солдата, перевернул его. Сдавленный крик перешел в хрип. Свалившись на утрамбованную землю, стражник упустил копье. Удар на мгновение ошеломил его и Дорона. Лист пришел в себя первым, правой рукой выхватил из ножен нож, левой схватил стражника за горло. Ткнул. Несколько секунд словно обнимал дрожащее в предсмертных конвульсиях тело, потом положил мертвого солдата на пол. Вскочил, прислушался. Тишина. Пожалуй, никто не услышал борьбы. Не предупредил ли стражник напарника, что пошел совершить обход? Если да, то его начнут искать. Впрочем, кто-нибудь вообще может заглянуть сюда в любой момент.
Дорон подхватил тело солдата, втащил по лестнице наверх, кинул на мешки с мукой. Сам спрыгнул вниз, сорванной с головы солдата шапкой стер пятно крови с глинобитного пола. Если кому-нибудь приспичит вглядываться в это место, он, конечно, заметит свежее красное пятно. А если нет…
Дорон снова поднялся наверх, перебираясь по мешкам, отыскал место вблизи стены амбара. Перенес туда тело стражника и уселся рядом. Теперь над мешками торчала только его голова, ноги он распрямить не мог. Но в случае надобности наверняка мог бы согнуться так, чтобы даже стоящий на втором этаже рядом с лестницей человек не заметил его.
Мертвый солдат, единственный свидетель, казалось, улыбался. Дорон не знал, хороший это знак или дурной.
Было еще довольно светло, чтобы внимательный страж заметил его во дворе, но достаточно темно, чтобы попробовать рискнуть.
Свою одежду он свернул в клубок и запихнул за мешки с мукой, сам же переоделся в одежду солдата. Многие из охраняющих бана бойцов носили карогги, так что можно было развернуть Десницу Гая и снять с нее кожи. Он тут же почувствовал рукой тепло древка, мягкую пульсацию, пронизывающую тело, пульсирующую в крови. Котомку, в которой лежал ожидающий своей очереди клубок тонкой крепкой бечевы, он перевесил через плечо.
Умереть, чтобы потом убить…
Он вышел из амбара. Опершись спиной о стену здания, внимательно осматривал территорию. Заметил двух стражников на башне над воротами и еще нескольких, медленно расхаживающих по валу. Свет торчащих на стене факелов выхватывал из сумрака их серые тени. Если идти тихо, могут не заметить. А даже если заметят, он не должен вызвать подозрения — очередной сменщик, посланец, наконец, просто человек, идущий по каким-то своим делам. Сложности начнутся, когда он дойдет до дворца бана. И все же он шел прямо к дверям и стоящим на посту двум солдатам. Они стояли полусонные, но услышав его шаги, сразу приободрились.
— Стой!
Он вытянул из-за пояса бунчук, сунул им под нос. Знак, что может входить к бану в любую пору дня и ночи, а каждый телохранитель обязан выполнять его приказы. Перед этим бунчуком обязаны были склониться воеводы и окружные правители.
— Прости, светлость, — проворчал стражник, низко кланяясь. Второй дернул засов в двери, слегка толкнул ее так, чтобы Дорон мог войти внутрь.
В большой зале на стоящих вдоль стен скамьях спали несколько холопов, готовых вскочить по первому зову. Три светильника едва-едва освещали помещение.
