— Теперь владыки сочли, что пора кончать с импровизацией. — Вердекс де Вердекс не позволил сбить себя. — Они принялись обучать инструменты, натягивать струны, испытывать, чтобы выбрать лучшие. Они пришли к нам. Мы не видим этой симфонии, а может, видим, да не понимаем…
— Так же, как человек не видит всех цветов, различаемых пчелой? И не слышит звуков, существующих для собаки?
— Ты умна, но твой разум замкнулся в клетке глупостей. Почему цвет? Почему звук? Почему запах? Другие раздражители, другие чувства, другое восприятие реальности… Это боги, девушка с серебряными глазами. Ты-то должна лучше понимать, что одно и то же каждый воспринимает по-разному.
Дина ответила не сразу. Ей показалось, что она вот-вот, возможно, начнет понимать, отыщет нужное слово, отворяющее пространство новых ассоциаций и знаний. Да, оно всплыло.
— Аура. Ты считаешь, что для них изменения состояния ауры живых существ могут быть аналогами нашего искусства? Что преобразование ауры человека, вызванное изменением состояния его организма, может давать им эстетические ощущения? Ты действительно так считаешь?
— Аура! Аура! — Вердекс пытался подражать ее голосу. — Может, аура, что мы знаем о ней? Ведь мы исследуем ее едва несколько десятилетий. А может, что-то совершенно иное, что-то, чего мы не видим, не ощущаем… Мы — их барабаны, их скрипки, их трубы. А может, полотно или каменная глыба, которую следует отесать.
— Они не могут быть совершенно другими. Они не такие.
— Откуда ты знаешь? — Вердекс внимательно взглянул на нее.
— Они создают машины. Строят города. Нападают на людей. Используют повторяющуюся, понятную нам, военную тактику. Они способны на большее, это факт, обладают большими знаниями. Но это знания здешние, из мира нашего уровня.
— Что чувствует собака, когда идет с хозяином на прогулку? Что ей положено следовать за главарем своей стаи. Что вот-вот начнется совместная охота на палочку. Ты думаешь, собака воспринимает человека как существо из мира иного уровня? Нет, она не видит тех аспектов человеческого существа, которые не умещаются в полосе ее восприятия.
— Коргарды поддаются нашему пониманию. Мы сумели их победить, использовать их оборудование, войти в их базы.
Она замолчала, потому что вдруг вспомнила, кто пользовался этими же аргументами во время их бурных споров. Даниель. Тогда она ему не верила.
— Как думаешь, Среброокая, как повел бы себя дикарь, получив в руки виртуальный шлем? Может, испугался, а может, сумел бы его раздолбать. А окажись он достаточно смекалист, то обнаружил бы, что стоит этот шлем надеть, как ему перестанет дуть в уши. Чертовски полезная штука, особенно зимой, разве не так? Мы — вроде той собаки и того дикаря.
— Ну, хорошо, но разумный представитель не столь древней цивилизации, а, скажем, отстоящий всего лет на триста, догадался бы о назначении шлема, а, как знать, возможно, даже разобрал бы его и сам изготовил другой, подобный.
— Какой удобный пример. Ты взяла двух представителей человеческой технической цивилизации и полагаешь, что они могли бы договориться. Возможно. Но расстояние между нами и коргардами гораздо больше, чем между тобой и неандертальцем.
— С другими расами нам удается вступать в контакт и договариваться. Во всяком случае в достаточной степени, чтобы установить принципы сосуществования.
— Потому что, независимо от количества ног-рук, клеток и органов чувств, все они — такой же, как и мы, результат биологической планетной эволюции на достаточно близком уровне технического развития. Коргарды дальше, нет, не дальше… они сбоку!
— Если они настолько другие, то почему применяют наши методы борьбы? Боевые корабли, физические поля, постройка баз… Их перевес над нами очень велик, они быстрее, сильнее, владеют направленным гиперполем… И однако не используют ничего такого, чему мы в большей или меньшей степени не могли бы подражать. Мы даже обнаружили их способность воспринимать ауру.
— Мы не знаем, чем они располагают и что собой представляют. Может, это какие-то потерпевшие крушение существа. Знаешь, как белые люди колонизировали берега Америки на старой Земле? В первые двести лет они были всего лишь одной из многих, правда, существенных, сил на континенте. Еще одним племенем. Они обладали совершенным по тем временам оружием и превосходили индейцев тактикой и дисциплиной, но применяли и туземные методы. Использовали местные материалы, так как поставок из их мира им не хватало. Даже допускали индейцев к своим работам, потому что сами были не очень многочисленны. Лишь спустя некоторое время оказалось, что они достаточно сильны, чтобы подчинить себе остальные племена, захватить весь континент и переделать его по образу своего старого мира. Может, на Гладиусе происходит то же самое?
— И эти люди, — Дина указала на танцующих, — верят в такие бредни? Считают, что ты — пророк и знаешь замыслы коргардов? Что ты посвящен в их музыку?
— Да, — сказал Вердекс де Вердекс. Он остановился, перестал танцевать. Он стоял напротив Дины, вытирая вспотевший лоб. — О да! Я постиг их музыку. Я чувствую… чувствую, что вскоре смогу пригласить тебя на изумительное зрелище. Мои владыки получат новые инструменты. Новую музыку. Тогда я снова приглашу тебя.
— Думаешь, приеду?
— Уверен. — Снова та же кошмарная полуулыбка. — Ибо ты, Среброокая, чувствуешь, что я — истинный.
Она не ответила. До нее перестали доходить звуки концерта, она уже не обращала внимания на задевающих ее танцоров. И неожиданно поняла, почему взгляд Вердекса де Вердекса показался ей знакомым. Точно так же смотрел Даниель, когда отбывал свое страшное наказание.
«Нет надежды вынести все это, — говорили его глаза. — Никто мне не поможет. Только я сам могу спасти себя. Замкнуться в скорлупу. Сделаться невосприимчивым. Переждать. Только я сам».
— Ты страдаешь, правда? — спросила она спокойно, прикасаясь пальцами к лицу Вердекса. Кожа была шершавая, словно посыпанная мелким песком.
— Сейчас? — Он не отступил. Позволил себе принять ее тепло, хоть она чувствовала, как он борется с собой и хочет убежать. Она не собиралась его сломить и отступила на два шага. — Теперь нет. Я страдал. И буду страдать. Однако — не боюсь. Но для многих это будет впервые. Пойдем, девочка, тебе пора возвращаться. Ты видела танец. Я сегодня больше не хочу разговаривать.
На прощание, когда Дина садилась в глиттер, он произнес только одну фразу, но такую, что по спине Дины пробежали мурашки:
— Я приглашу тебя сюда. Когда начнется истинная музыка. Боги дадут концерт…
6
Война в космосе. Тотальная. Чрезвычайно дорогостоящая. У человечества было позади несколько подобных конфликтов, где все решал технологический перевес.
Когда война идет на одной планете, обе стороны вынуждены придерживаться определенных правил. Например — если ими, конечно, не управляют спятившие фанатики, — они не станут использовать абсолютное оружие, поскольку, как правило, не в состоянии контролировать результаты его действия. Заваливать противника градом атомных бомб тоже опасно, поскольку это вызовет ответный удар, и даже если этого не случится, то зараженный воздух и вода быстро примутся убивать лжепобедителей. Биологическое оружие тоже не гарантирует безопасности. Вирусы, запрограммированные на убийство, в любой момент могут мутировать так, что прикончат своих создателей. Аналогично обстоит дело и со стихией сейсмических средств уничтожения — волны искусственно вызванного землетрясения невозможно контролировать настолько тщательно, чтобы быть уверенным, что они не накроют собственной территории. Короче говоря, в локальном конфликте в пределах одной планеты в принципе невозможно использовать абсолютное оружие, не рискуя собственным существованием. Даже если воюешь с технологически более слабым противником, контрударов которого нечего опасаться. В космосе — другое дело. Здесь можно сделать все. Гиперпереходы обеспечивают прохождение военных флотов. Потом достаточно окружить подвергнувшуюся нападению планету вирусами, смертельными для Чужих, но безопасными для людей. Либо если планета в общем-то не нужна — вызвать вокруг нее бурю антиматерии. Если же намерение не
