существование, так и не переступив порога космической техники. Стоила богиня целое состояние. Подарок от Рамзеса на день рождения. Теперь Дина разбила статуэткой выключатель коммуникатора. И когда? После очередной его попытки связаться с нею? Возможно.
— Дина! — крикнул он снова, уже не надеясь услышать ответ.
Подошел к бару, налил вина. Давно он не мешал наркотиков с алкоголем, но теперь необходимо было расслабиться, успокоиться, приглушить возбуждение.
Немного погодя удалось включить коммуникатор. Возможно, Дина оставила какое-то сообщение? Увы, последние часы аппарат ничего не передавал. Зато пришло много почты, в основном реклам из Сети, на которые Дина не установила фильтров, а также несколько так и не прослушанных сообщений от него.
Внимание Рамзеса привлекла одна иконка. На ней был изображен атлетически сложенный молодой мужчина. Однако лицо мужчины не соответствовало его телу — морщинистое, искаженное, с клочьями седых волос, торчащих из черепа и подбородка. У мужчины был широко раскрыт беззубый рот, и к этому лицу совсем не подходили глаза, как бы искусственно приданные телу, блестящие, здоровые, любопытствующие.
— Юный старик, — тихо сказал Рамзес. — Дряхлый младенец…
Он отвернулся от экрана. Его интересовала не корреспонденция сестры, а она сама. Он зажег дополнительные светильники, и тут его взгляд упал на участок пола, до того скрытый темнотой.
Мягкий ковер в этом месте был примят, а его волосы покрывало что-то буроватое. Рамзес подошел ближе. Опустился на одно колено.
И увидел покачивающиеся на волосках живковра тонкие серебряные ниточки. Коротенькие и подлиннее. Смятые или только слегка погнутые. Каждая оканчивалась утолщением — то ли коричневой шишечкой, то ли маленьким сгустком.
Когда Рамзес понял, что он видит, он упал на колени, прижался лицом к полу. Не обращая внимания на то, что мягкие, колеблющиеся волоски лезут в рот, щекочут ноздри и царапают глаза, он не двигался. Наркотик, алкоголь и стресс ударили по нему одновременно.
Рамзес Тиволи взвыл. Из прокушенной губы снова заструилась кровь, капая на ковер и смешиваясь с кровью, засохшей на концах серебряных нитей из разорванного глаза Дины, его сестры.
2
Разбудил Дину странный запах. Она просветлила изображение и застонала от боли. Поврежденные нервы глаза все еще бурно реагировали на свет. Непроизвольно она коснулась рукой толстого слоя повязки, прикрывающей почти половину лица.
Она лежала на твердой и неудобной постели, прикрытая лишь старым, видавшим виды одеялом. Под головой — свернутая курточка. Этим «спартанским» удобствам никак не соответствовал медицинский автомат, стоящий рядом с кроватью и непрерывно отслеживающий состояние девушки. Она долго не могла понять, какой аромат чувствует, запах казался одновременно и волнующим и знакомым.
Она откинула одеяло и медленно присела на край кровати. Медицинский автомат услужливо отстранился, уступая ей место.
В небольшой комнатке, кроме ее кровати и медробота, стоял еще низкий столик, несколько шкафов и стульев, а стены были задрапированы светло-зелеными вьюнами, усеянными цветами. Через одно окно без стекла вливался яркий свет. Дина опустила ноги на холодный пол. Запах усилился.
— Как ты себя чувствуешь? — Она услышала шелест ткани. Костлявая рука отвела занавес, заслоняющий дверь в комнату, и тут же появилось характерное лицо Вердекса де Вердекса.
— Что это за запах? — спросила она, потянув носом. — Я его знаю, но не могу вспомнить…
— Эх ты, жертва технологии. — Вердекс улыбнулся, что, увы, не добавило ему красоты. — Костер. Дым костра и аромат жареного мяса. Когда-нибудь пробовала?
— Да, — буркнула она. — Но из, подогревателя.
— Значит, не пробовала. Как ты себя чувствуешь? — повторил он.
— Больной. Несчастной. Взбешенной. — Она замялась, но тут же добавила: — И в безопасности.
— Надеюсь. Пойдем, теперь тебе надо много есть. После обеда снимем бинты, и автомед проведет нужные тесты. — Он помог Дине подняться с кровати и, легко поддерживая, вывел из комнаты. Пройдя короткий коридор, они вышли из дома.
Солнце ударило в единственный глаз Дины. Она понизила степень восприятия и снова почувствовала боль. Неожиданно вспотела, и у нее зашумело в ушах. Она упала бы, если б Вердекс не поддержал.
— В чем дело? Дыши глубже! Глубже!
— Ничего… все это меня немного… Я сильно чувствую каждый импульс, простонала она. — Знаешь, на меня очень действует боль.
— Не волнуйся, я с тобой. На меня тоже. Очень сильно. Возможно, потому меня и не взяли…
Она чувствовала, как силы понемногу возвращаются. Отпустила Вердекса и ладонью отерла со лба крупные капли пота.
— Пожалуй, мне и верно надо поесть, — сказала она, направляясь к костру, где сидело трое мужчин, то и дело накалывавших на заостренные палочки кусочки мяса и клавшие его в огонь.
— Чувствуешь запах? — Вердекс де Вердекс взял у одного из них почти обжаренную порцию, подсунул Дине. — У-у-у! Как пахнет! Угощайся.
— Действительно интересно, — ответила она, откусывая маленький кусочек мяса в уверенности, что оно не годится в пищу. Мясо было жирное, обжаренное и пачкало пальцы. Однако очень ей понравилось. Может, потому, что она была чудовищно голодна.
— Ибо только мы, дикари, жарим мясо на костре, а искусство это давно утрачено.
— Открой в Калантэ кабачок с такими яствами, и у тебя отбоя не будет от клиентов. Толпы, поверь мне, толпы.
— Я не люблю толпу, — серьезно ответил Вердекс. Спустя минуту на его лице появилось нормальное или, скорее, — ненормальное выражение. — Толпы людей ведут себя как крысы, как загнанные в лабораторные клетки крысы. Я предпочитаю жить так, как живу здесь. Только друзья.
— И едва знакомая женщина.
— Время продолжительности знакомства не имеет ничего общего с дружбой, Среброокая. Каждый, приходящий сюда с добрым сердцем и чистой совестью, мой друг.
— У меня сердце не доброе. А о совести лучше и не вспоминать.
День был теплый, вдобавок от костра бил сильный жар. Дина почувствовала, как начало припекать перевязанную щеку.
— Я немножко отодвинусь. Ну, так как там с дружбой-то?
— Я знаю тебя давно. — Вердекс опустился рядом, так что она чувствовала его запах, удивительную смесь пота, дыма и вплетенный в это тонкий аромат косметики. От Вердекса пахло хорошо. Только вот выглядел он ужасно. Но именно к нему она решила бежать. Тогда, в тот день, после того, что произошло… Она приехала глиттером в Пооороз, остальную часть пути прошла пешком. Сама не помнила как. Она была слишком взбудоражена и оглушена случившимся. Отчаянно искала помощи. И одиночества. Хотела убежать. Поэтому не пошла в больницу. Там бы ее сразу же засекли и — кто знает, может, Рамзесу пришлось бы ее задержать. А потом отдать тому…
Нет! Она убежала сюда, на зараженный пустырь, к человеку, который был явно сумасшедшим и которого окружали такие же сумасшедшие. Здесь она почувствовала себя в безопасности.
Тут ее признали, не интересуясь тем, как она выглядит, во что одета, поднимается ли по служебной лестнице ее брат, или же он тоже получил пинок и где-то затаился.
Она взяла стакан с теплым напитком. Взглянула на Вердекса де Вердекса.
— Не боишься, что меня будут искать? И при этом нанесут вред тебе, твоим людям либо святилищу?
— Среброокая, Среброокая, неужто ты думаешь, что на этом свете есть что-то такое, что еще может меня испугать? — Вердекс резко задрал рубашку. На мгновение мелькнули шрамы, покрывавшие все его тело. — Они мучили меня парниками целую неделю. То есть, я думаю, это была неделя, но голову на отсечение не дам, потому что потерял счет времени.
— Ты все еще страдаешь?
— Иногда. Когда очень устаю или не выспался, тогда зародыши парников начинают въедаться мне в
