ручки.
— Кать, ты не держи ее на руках все время — пусть сама ножками ходит! А то вообще разучится…
— Ой, Лен, да я боюсь! А вдруг не услежу? Упадет, лоб себе разобьет…
— Да ну… Сама-то ты не помнишь, как бегать начала? Мы с Соней тебя спать уложили, сидим, чай пьем. А ты вдруг в дверях нарисовалась с улыбкой… Сама из кроватки выползла, сама на ножках на кухню притопала…
— Ленк, ты мне зубы не заговаривай! Ты на вопрос отвечай — так и будешь пожизненно терпеть эту мымру?
— А что делать, Кать? Буду, конечно. Должна ведь у детей бабушка быть хоть какая-то! Раз отца не будет — пусть хоть бабушка будет…
— Да какая она к лешему бабушка, Ленка! — снова загорячилась Катя, от волнения проглатывая концы слов. — Ты что, не видишь, что она к тебе сюда просто оторваться приходит? Громкий командный голос вырабатывает? И каждый вечер так теперь приходить будет. Тебе это надо?
— Ну что делать, Кать? Да, она такая…
— Да, такая! Она сюда идет экономии тебя учить, а хоть один йогурт мальчишкам принесла? Хоть десять минут с ребятами поговорила? Хоть на секунду Тонечку на руки взяла? Да пойми — не внуки ей нужны, ей твоя слабохарактерность нужна, чтоб грызть тебя изо дня в день с огромным удовольствием.
— Нет, Катька, не права ты. Любые отношения разорвать легко, это можно в одну секунду сделать. А вот сохранить их в сложившихся обстоятельствах… Да и все равно — детям необходимо общение с бабушкой. Ты маленькая еще, Катька, многого просто не понимаешь.
— Да уж, конечно… — обидевшись, отвернулась от нее Катя. — Так все сложно, где уж нам, деревенским…
— Кать… Ну ее же просто понять надо… — улыбаясь, протянула ей в обиженную спину Лена. — Она же просто защищается так… Не все же могут пепел себе на голову сыпать, за поступки своих детей извиняться. Многим же просто наехать легче! А на самом деле ей очень, очень неприятно…
— Ну, не знаю… А по-моему, ты, как всегда, мудришь, Леночка… Ну вот на фига она нам каждый вечер? Благо бы еще с детьми оставалась…
— Да ладно, котенок, не грузись. Прорвемся как-нибудь. Соня звонила?
— Звонила. И не раз. Хочет еще тебе денег выслать.
— Ой, да зачем! У меня зарплата скоро…
— Так ее ж все равно не переспоришь! Кать, а может, мы с тобой ремонт сделаем, а? А что? Обои недорогие купим, занавески новые…
— Да ты что, Кать? С ума сошла? Какой ремонт? С детьми?
— А ты б хотела?
— Да ты что… Может, о чем другом, а вот уж о ремонте мне ни одной мысли за последние дни в голову не пришло. Странно даже, что ты об этом заговорила…
— Ну и ладно! Ну и хорошо! Это я так, к слову… А знаешь, с кем мы сегодня гуляли?
— С кем? — насторожилась Лена, следя, как Тонечка, кряхтя, карабкается к ней на диван.
— А с Гришей! С парнем с этим, помнишь, я тебе рассказывала? Ну, когда вчера без ключей осталась…
— А… Помню… Да, натворила ты делов, конечно… А он хороший мальчик?
— Да классный! Он столько много всего знает, Лен! Он на дизайнера учится… Я вот подумала — через год тоже в его институт буду поступать.
— Ой, быстро ты как решения принимаешь, Катька! Смотри не влюбись давай, а то потом Соня мне голову оторвет, если что.
— Да ладно, не маленькая. Не учи, — и, обращаясь к Сеньке с Венькой, спросила: — Мальчишки, а вам дядя Гриша понравился?
— Да! Да! — хором запищали близнецы, прыгая с дивана. — Он сказал, что завтра тоже с нами гулять пойдет! И снова верхом катать будет!
— Это как? — заинтересованно спросила Лена, глядя на Катю.
— Да он по очереди их себе на шею садит и прыгает… А они прям смехом заливаются от счастья! Твой-то зацикленный Толик себе таких несерьезных игрищ не позволял…
— Ну ладно, Кать…Чего ты так на них ополчилась-то? Люди как люди, не лучше и не хуже других.
— Господи, ну что ты за человек, Лен? Почему ты всех и всегда оправдываешь? Нельзя быть такой тихоней, ей богу! Все кругом у тебя хорошие да замечательные…Так мне за тебя обидно…
Катя, всхлипнув, присела рядом с Леной на диван, уткнула нос в ее хрупкое плечо. Лена обняла ее за плечи, притянула к себе рыжую голову, поцеловала ласково в макушку.
— Рыжуха ты моя воительница… — покачивая Катю из стороны в сторону, тихо и ласково произнесла она. — Защитница ты моя сердечная…И в кого ты у нас такая неугомонная? Вот уж кому-то золото настоящее достанется… И спит же где-то сейчас паренек ногами к богу…
— …Вот и не знаю, Гриш, что мне с ней делать. И откуда в ней такая смиренность
взялась? Ой, не доведет она ее до добра…
Катя повернула голову в сторону спящей в тени в своей коляске Тонечки, поймала взглядом две одинаковые, мелькающие среди деревьев парка панамки Сеньки и Веньки. Потом снова повернулась к Грише, заговорила еще более горячо, все больше и больше распаляясь:
— И, главное, представляешь, она его еще и жалеет! И мамочку его крокодилицу тоже! Я-то, говорит, с детьми все равно буду счастлива, просто уже потому, что они у меня есть, а Толик? Он-то ведь, говорит, и не понимает ничего, просто за призраками придуманного счастья гоняется, поэтому его вроде как даже и пожалеть надо…
— А ты знаешь, Катерина, твоя сестрица не так уж и не права… — задумчиво проговорил Гриша, откинувшись на спинку скамейки и взглянув на нее коротко сбоку. — Счастье, оно, может, и состоит преодолении каких-то ужасных жизненных трудностей, чтоб потом себя уважать было за что!
— Ага! Еще скажи — чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…
— Да. И так тоже можно. Он ведь, кто это сказал, тоже по полной программе трудностей-то хлебнул. Поэтому знает, что говорит. Просто нам его по-другому преподносили всегда… А если посмотреть на все это не от печки обязательного школьного сочинения, а с философской точки зрения… Не зря же говорят, что страданиями душа очищается! Что, разве такие слова мог бы произнести человек здоровый, удачливый? Да вряд ли. Если только ерничать не будет, конечно… И выражение «чем хуже, тем лучше» тоже, между прочим, не такие уж и дураки придумали…
— Погоди…Это что же получается? Ты хочешь сказать, что люди, по общему признанию несчастные, — брошенные жены, например, — на самом деле и есть самые счастливые? Глупости какие…
— Да не такие уж и глупости, Кать! У них просто шанс появляется переосмыслить-перевернуть свою жизнь, вытащить из себя что-то глубоко там запрятанное, выйти на совершенно новую дорогу, раньше неизведанную… Это ж здорово вообще!
— Хм… А ты-то откуда знаешь? Ты же молодой пацан, а не разведенная тетка…
— Знаю. Я маму помню, когда отец вот так же нас бросил…Ты знаешь, как она поначалу злобничала? Я ее боялся — жуть…Все время из дома сбежать хотел. Она и отца мной все время шантажировала, и на весь оставшийся мир обижалась, такой издерганно-страдающей была… А я так сильно все это переживал…
— Это ты про Анастасию Васильевну рассказываешь? — округлила на него глаза Катя.
— Ну да… А что, не похоже?
— Н-е-е-т….
— Да в том-то и дело! А я ведь и правда тогда из дома сбежал… Скитался где попало, чуть не пропал совсем. А потом она меня через милицию разыскала. Представляешь, я ее и не узнал! Будто перевернуло ее всю, перетряхнуло разом. Такая вдруг в ней внутренняя работа началась… Помню, каждый день за что-то у меня прощения просила, за все детские обиды и унижения… И все тихо так приговаривала: «Гришенька,
