– А где он?
– А он… он пока в больнице… Но это ненадолго совсем! А потом мы с тобой к бабушке поедем, в Каменку…
– Доченька, ты это… садись, доченька… – засуетился отец, торопливо поднимаясь со стула. – С тобой все в порядке? Ты бледная такая! И глазищи горят, как от температуры!
– Пап, а накорми меня тоже кашей, а? Я сегодня ничего не ела… И чаю хочу… Горячего-горячего! День такой длинный был… Устала. Мы с Егоркой у тебя сегодня заночуем, ладно?
– Ой, да ради бога! Чего это ты? Еще и разрешения спрашивает… Небось у мамы своей разрешения такого не спрашиваешь?
– Пап, а я у тебя водку в раковину вылила!
– Да я видел. Не поверила, значит, отцу… Неужто думала, что я при ребенке… Эх ты, дочка… А я, между прочим, на работу устроился, решил новую жизнь начать…
– Да я верю тебе, верю, папа!
– Да ладно, веришь ты. Хотя… и не заслужил я… Ты прости меня, дочка! Я ж все понимаю. И сколько горя вам с мамой принес… Но я обязательно из всего этого выберусь, вот увидишь! Ты только не бросай меня, ладно? Я так жить хочу – чтоб все нормально, чтоб как у всех… Ты не думай, я смогу. Я хоть и слабый, но гибкий – меня дурным ветром не сломать. К земле пригнуло, а я все равно поднимусь. Водка – она сильных пополам ломает, а слабым шанс дает – вовремя разогнуться да все сначала начать… Ты только не бросай меня!
– Я не брошу, пап. Честное слово! Мы часто будем к тебе приходить – и я, и Егорка, и Стас…
– А Стас – это?…
– Это Егоркин отец, папа. И мой будущий муж. Я же замуж выхожу, папа…
– … Вот, Сергей Петрович, возвращаю вам дело Никитиной! – весело шлепнула Кира голубую папочку перед адвокатом Линьковым, присев напротив в придвинутое к столу кресло.
– Не понадобилось, стало быть? – метнул он на нее осторожный взгляд, прикуривая. – Обжаловать не пойдешь?
– Ну почему же не пойду? Как раз и пойду… Береженого Бог бережет.
– Не понял… В каком это смысле?
– Да долго рассказывать, Сергей Петрович. Да и ни к чему. Я так понимаю, что стажером я у вас больше не числюсь?
– Правильно понимаешь, Кира. Не числишься. Не выйдет из тебя адвоката. А жаль…
– Мне тоже жаль, Сергей Петрович.
– Нет, ты не подумай, что я из-за Кирилла такое решение принял. Просто… не наш ты человек, Кира… Ты умная девочка, деловая, сметливая… и все равно не из нашего теста испеченная! Не дано тебе природой на пятачке стоять, и все тут!
– На пятачке… чего?
– На пятачке войны. Понимаешь, люди всегда воевали друг с другом и будут воевать во веки веков… Они просто не могут без войны, Кира! Они все так живут, меняясь знаменами истцов и ответчиков. Но от перестановки знамен суть дела ведь не меняется, правда? Любой человек в этой войне участвует – в чем-то он истец, в чем-то ответчик…
– А самый умный, стало быть, между ними на пятачке стоит? И на этой войне хорошо зарабатывает? Правильно я вас поняла?
– Да. Правильно. Я ж говорю – ты умница…
– А кроме ума, хотите сказать, тут еще и сноровка нужна, чтоб на этом пятачке удержаться? Чтоб не скатиться ненароком в армию истцов или ответчиков?
– Ну да. Все правильно.
– Что ж, надо признать, вы правы, Сергей Петрович. Нет у меня такой сноровки. Не повезло мне.
– Выходит, не повезло.
– Ну ничего! Зато в любви повезло. Да еще как повезло…
– В чем? В любви? – тихо, насмешливо переспросил Линьков, откинувшись на спинку стула. – Ты сказала, в любви?
– Да, Сергей Петрович. Именно в любви. Меняю десять пятачков на везение в любви! Нет, сто пятачков! Тысячу пятачков! Да сколько угодно ваших этих пятачков я на него променяю! И век мне воли не видать в армии истцов и ответчиков! – смеясь, проговорила Кира, поднимаясь из кресла. – Прощайте, Сергей Петрович!
Расправив по привычке плечи, она развернулась к нему спиной и шагнула решительно к выходу из маленького кабинетика, но была остановлена прозвучавшим ей в спину тихим, похожим на приглушенный вскрик возгласом:
– Постой! Постой, Кира!
– Что? – обернулась она к нему.
– Ты это… серьезно? Про любовь?
– Совершенно серьезно, Сергей Петрович.
– Ну, тогда я искренне желаю тебе счастья, девочка… И смелости тебе, чтоб… любить… Я тоже когда-то любил, но…
– Выбрали себе место на пятачке?
– Да, выбрал. Каждому свое, девочка…
Он поднял на нее глаза – плеснуло из них самой настоящей черной тоской. Хоть и на миг всего. Она вдруг пронзительно увидела его со стороны – всегда напряженно-веселого, циничного, изо всех сил остроумного, не выпускающего сигарету из сухих пальцев. И лицо его тоже увидела – худое, с желтоватым оттенком кожи, с резкими буграми ранних морщин на высоком лбу. Лицо адвоката Сергея Линькова, украденное когда-то у влюбленного и беззаботного Сереги Маховского…
– Прощайте, Сергей Петрович, – еще раз повторила Кира уже не так весело. – Прощайте.
– Ладно, иди… – тихо улыбнулся он ей одними губами. – Иди и будь счастлива, раз уж осмелилась…
Тридцать первое декабря выдалось на удивление крепко-морозным. Ночью выпал снег, лежал пухлыми шапками везде, где только мог пристроиться.
Где большой шапкой, а где и крошечной совсем. Даже на сухих несчастных былинках астрочек, не сорванных осенью с клумбы, пристроились маленькие снежные шапочки, и они гордо торчали ими из-под снега, как неожиданно и хорошо приодетые добрым спонсором сироты. Кира поежилась, попрыгала немного на месте, потом потрусила в сторону детской площадки, где копошился съехавший с горки и попавший в кучу-малу Егорка. Вытянув его оттуда за шарф и отряхнув от снега, она проскулила жалобно:
– Может, хватит уже гулять, а? Замерзла я! Пойдем домой, там у нас елка еще не наряжена…
– Пойдем! – легко согласился Егорка, весело шмыгая носом. – Сейчас, только еще раз скачусь, и пойдем…
Пришлось Кире согласиться на «еще раз». А что делать – горки во дворе их нового дома не было. Не успели детскую площадку соорудить – рано снег выпал. Хорошо, хоть въехать до холодов успели, обжиться как-то на новом месте…
Елку поставили посреди гостиной просто шикарную. Благо пространство, мебелью пока не заставленное, позволило. Стол со стульями да телевизор – всего и мебели.
– Эй, ребята! Поешьте сначала, а потом уже елку наряжать будете! – выглянула из кухни раскрасневшаяся Елена Андреевна. – У меня пирожки вот-вот в духовке дойдут…
– Так не дошли же еще, мам! – беспечно махнула рукой Кира. – Чего зря время терять?
– Доченька, а мы стол здесь накроем? В гостиной?
– Ну да… – рассеянно ответила Кира, вытягивая из пакета необыкновенной красоты мишуру и пристраивая ее на разлапистую ветку. – Здесь, конечно… Смотри, Егорка, изящно как получается!
– Надо говорить – зизящно! – тут же поправил ее мальчишка, смешно сдвинув белесые бровки. – Ты что, не слышишь, что так звонче получается?
– Да слышу, слышу… – улыбнувшись, пробурчала Кира. – Кто ж спорит-то? Конечно, так звонче…
– Кирочка, а Стасик во сколько с работы придет? – ловко раскинула над столом белую крахмальную скатерть Елена Андреевна.
