Причем раньше, примерно за месяц до февраля, когда полтергейст особенно разбушевался, Рощиным пришлось заплатить за месяц еще больше — 96 рублей.
Но оказалось, все это было только прелюдией. Как и в других подобных ситуациях, в доме сами собой стали передвигаться предметы. С места на место перелетали сковородка, сахарница, электробритва. Потом внезапно начали падать тяжелые предметы: кувырнулся стол, лег на бок холодильник со всем содержимым, сами по себе вдруг сползли и рухнули на пол верхние половины сервантов.
Чтобы уберечь купленный недавно телевизор — цветной, последней марки, — его завернули в одеяло, отнесли подальше от дома и положили на дороге, прямо на снег.
«Кошка ли прыгнет, стукнет где-то — мы уже пугаемся: опять, что ли, все началось? — рассказывал хозяин дома, семидесятилетний Михаил Рощин, в дни временного затишья. — Пока у нас тихо. Тех ужасов, что мы пережили, больше нету. А тогда выбивало пробки. Не раз откручивался водопроводный кран и хлестала вода. Убытков мы не подсчитывали, никто их нам не возмещал. Новые стекла, конечно, вставили. Обои испорченные переклеивали. Были разбитые цветочные горшки, стекла в шкафу, который упал на кухне…»
Решив, очевидно, что пространства дома для него недостаточно, полтергейст стал выбрасывать вещи за его пределы. Из комнаты вылетела сахарница и, миновав кухню, пробила окно и вылетела наружу. Через минуту тем же путем отправился молоток, склянка с синькой.
Когда отчаяние обитателей дома перешло все пределы, жена хозяина Анна Петровна решилась наконец позвонить в милицию. Что еще оставалось им делать, кого было звать на помощь? Дежурный, услышав ее жалобы, расхохотался. Он искренне полагал, что позвонившая старушка решила его разыграть.
«Вам смешно, — расплакалась она. — А мы вещи выносим!»
Убедившись, что с ним не шутят, дежурный тут же по тревоге поднял наряд милиции. При виде патрульной машины, которая, включив сирену, мчалась по проселочной дороге, кому из встречных могло бы прийти в голову, по какому странному вызову спешат эти вооруженные люди в форме. Прибыв на место, группа тут же приступила к делу. Но сколь бы необычной и не похожей на другие ни оказалась эта их операция, сила стереотипов, выработанных многолетней практикой, была сильнее. Вот почему первое, что они сделали, едва войдя в дом, — это тщательно и привычно обыскали его от чердака и до подпола. Искали они, однако, не таинственную силу, которая производила беспорядок в доме и увидеть которую все равно было бы невозможно. Объект их поисков был куда реальнее и прозаичнее — самогонный аппарат. Окажись он в доме — и все происходившее в нем тут же получило бы для стражей порядка полное объяснение. Ясное дело, если есть самогон, значит, хозяева пьют без просыпу и им может показаться, что холодильник не то что падает, а под балалайку пляшет! А если так, то оштрафовать их — и все, чтобы впредь неповадно было!
Однако на этот раз удача обманула милицию. Ни самогона, ни аппарата для его изготовления в доме не оказалось. Тем не менее следователь А. Редькин, которому начальство не иначе как в наказание за что-то поручило это неблагодарное дело, не терял надежды. По опыту он знал: нужно поговорить с людьми, односельчанами, соседями Рощиных. Кто-нибудь да таит на них зло и обиду. Кто-нибудь да даст ему ниточку, потянув за которую можно будет вытянуть все дело. Увы, после многих расспросов Редькин скрепя сердце констатировал в протоколе, что Рощины «не буянят и в пьяном виде по улицам не расхаживают».
Впрочем, у следователя оставалась еще одна карта, которая могла оказаться решающей, — двенадцатилетний внук хозяина Алеша. Не он ли устраивает исподтишка все эти дурацкие игры? Как и по предыдущей версии, никаких особых доказательств здесь и не требовалось. Признается мальчик — сразу все и объяснится, не останется никаких недоумений. Нужно только облегчить ему признание, объяснить, что, если сознается, его не накажут, ничего ему не будет. За годы работы следователь усвоил, что лучше всего «признаются» в милиции. Сама обстановка, надо думать, располагает к «искренности».
При всяком другом раскладе ситуация была бы беспроигрышна. Но здесь в дело действительно, казалось, вмешалась нечистая сила. В поединке с полтергейстом следователю раз за разом не везло. Вместо того чтобы сразу же сознаться, Алеша, даже будучи доставлен в милицию и помещен в детскую комнату, упорно не желал признавать своей вины.
«Ты ведь мальчик смышленый, — примерно так убеждал его следователь. — В школе хорошо учишься. Ты пойми, что все эти безобразия в доме, кроме тебя, делать некому. Если не ты, что же, отец твой устраивает это? Или, может, дед? А ведь именно так и выйдет, если ты будешь отказываться. Дед твой — заслуженный, уважаемый человек. Отец тоже. Неужели ты хочешь, чтобы у отца на работе стало известно, что он посуду по дому швыряет?»
Мальчик плакал, но сознаваться по-прежнему не хотел. Когда же следствие по полтергейсту окончательно зашло в тупик, кому-то явилась спасительная мысль — препоручить все науке. Ученые — народ любопытный, пусть и занимаются этим делом. Милиция же ни пьянства, ни хулиганства не нашла, значит, это не ее дело. Однако, когда из милиции стали звонить в Академию наук и объяснять, в чем дело, на другом конце провода раздался такой же хохот, каким дежурный милиции ответил когда-то на звонок Анны Петровны.
Почти месяц понадобился милиции, чтобы найти ученых, которые взялись бы за это дело. Хотя нет ничего странного, что администраторы из Академии наук оказались несведущи в том, кто из ученых занимается этой тематикой. Те, кто не один год изучает подобные явления, не афишируют этого, чтобы не вызвать насмешек своих коллег и начальства. По словам доктора биологических наук, профессора Г. Гуртового, научное сознание оказалось совершенно не готово к такого типа феноменам: «Срабатывает стереотип мышления, не принимающего иных объяснений, кроме привычных: либо жулик, либо сумасшедший… И многие боятся к этому прикоснуться — как бы репутация не пострадала».
То, что милиция, занимаясь паранормальным явлением, все усилия прилагает к тому, чтобы обнаружить некого злоумышленника, объясняется не только профессиональной привычкой. Полтергейст сам как бы провоцирует это. Случайно или в этом есть свой скрытый смысл, но почти всякий раз в сфере феномена оказывается так называемый «носитель» эффекта. Обычно им бывает подросток. Большинство происшествий случается в его присутствии, и стоит ему удалиться, как число их падает или они прекращаются вообще. Неудивительно, что связь эта, явная или кажущаяся, бросается в глаза профессиональным сыщикам. Еще менее удивительно, что они пытаются найти этой связи объяснение. Правда, делается это всякий раз сообразно уровню профессиональной квалификации, которая, к сожалению, оказывается прискорбно низкой.
Конечно, противоборство с конкретным, зримым противником куда легче, нежели поединок с собственно полтергейстом, которого и увидеть-то нельзя. Такая удобная для следствия подмена и была сделана в случае с Алешей — вместо полтергейста объектом дознания оказался подросток. По той же схеме развивалось следствие по делу о полтергейсте и в украинском городе Енакиево зимой 1986/87 года.
На сей раз жертвой полтергейста оказалась семья, проживавшая в большом многоквартирном доме. Все началось с появления в оконном стекле круглого отверстия с оплавленными краями размером с пятикопеечную монету. После этого в квартире стали происходить обычные для феномена вещи — передвижение и полет предметов, падение мебели и т. д. Обстоятельством, отличавшим здешний полтергейст от большинства других, были пожары, которые вспыхивали спонтанно, но всякий раз в присутствии тринадцатилетнего Саши К. Внезапно и беспричинно на глазах у всех загорались книги, ковры, одежда, в том числе дорогие и любимые Сашины джинсы. Мать Саши, школьная учительница русского языка, рассказывала:
«Я окончательно перестала что-нибудь понимать после того, как, положив в стиральную машину белье, увидела, что оно стало воспламеняться. У нас в квартире все сгорело. — В глазах женщины стояли слезы. — Живем в непрестанном страхе: если засыпаю, то дежурит муж. Если спят муж и Саша, то не сплю я. Боимся угореть, боимсд сжечь весь многоквартирный дом».
Пожарные приезжали по тревоге в их квартиру девять раз. И несколько раз огонь вспыхивал прямо в присутствии пожарных и милиции. Однажды пламя внезапно появилось в ванной. С полминуты все смотрели на поток огня шириной около полуметpa, который с ревом вырывался прямо из стены. Когда огонь прекратился — внезапно, как и начался, — край ванны оказался слегка теплым, однако краска на стене даже не обгорела.
Чтобы сберечь оставшиеся в доме вещи, их пришлось распихать кое-как по ящикам и чемоданам и вынести сначала просто во двор. Потом решено было переехать на время к Сашиной бабушке.
