непризнания Советского государства. В случае продолжения этого курса американские капиталисты могут потерять для себя потенциально бескрайний русский рынок – подчеркивали они. Что, в конце концов, важнее – идеалы или интересы? Активными сторонниками установления торговых, а затем и дипломатических отношений с Россией были американские сенаторы У. Бора, Джозеф Франс, Джеймс Рид, Хайрем Джонсон.
Однако верх в этой дискуссии взяла другая, более крупная и влиятельная группа американских политиков; тесно связанных с крупнейшими монополиями. Она была настроена непримиримо по отношению к большевистскому режиму и категорически возражала против пересмотра позиции Соединенных Штатов в «русском вопросе». Не имея возможности уничтожить вооруженным путем Советскую власть, эта группа настаивала на достижении этой цели (или, по крайней мере, максимального ослабления Советской России) с помощью экономической и дипломатической изоляции. Естественно, что она ратовала за непризнание коммунистического режима в Москве.
Спор по вопросу об отношении к Советской России закончился победой сторонников жесткой линии. Под их давлением новое правительство Гардинга взяло курс на продолжение политики экономической блокады и политической изоляции Советского государства. В ответ на официальное обращение Советского правительства с предложением начать переговоры о нормализации советско-американских отношений, новый государственный секретарь США Ч. Хьюз в ноте, опубликованной 25 марта 1921 года, объявил, что до «коренных изменений» в социально-экономическом строе России о восстановлении торговых и тем более дипломатических отношений между Соединенными Штатами и Советским государством не может быть и речи. Так, начавшись во имя экономических интересов, борьба с большевизмом перешла в идеалистическую плоскость, да так там и осталась.
Эта позиция пребывала неизменным принципом республиканской администрации и в последующие годы. Государственный департамент США выступил с осуждением тех американских предпринимателей и фирм, которые пытались установить коммерческие связи с советскими предприятиями. Более того, тупо прямолинейный в своих принципах Вашингтон не только не участвовал в работе Генуэзской и Гаагской конференций 1922 года, куда впервые были приглашены официальные делегации из Москвы, но и немало способствовал тому, что заседания этих международных конференций окончились безрезультатно. Янки рассчитывали этим помешать прорыву блокады Советской России, но навредили в первую очередь самим себе.
Жесткая и негибкая политика правительства Гувера очень быстро стала анахронизмом. Попытка организовать единый антисоветский блок на дипломатическом фронте, состоящий из всех великих и малых государств, каждое из которых руководствовалось своими интересами и было раздираемо своими внутренними противоречиями, окончилась неудачей. Причем скорее, чем могли ожидать даже самые смелые сторонники большевизма. Уже в 1920 году Советское правительство официально признали связанные с Москвой тысячами экономических нитей бывшие окраины Российской империи – прибалтийские государства, Финляндия и Польша, а также азиатские государства – Иран, Афганистан и Турция. В 1922 году были установлены дипломатические отношения с Германией. Еще через два года Советскую Россию признали Англия и Франция – две мощнейшие в Европе державы. Европейский антисоветский блок пал. Следующий год ознаменовался установлением официальных отношений с Токио. На этом фоне твердолобая позиция правительства Соединенных Штатов, упорствовавшего в отрицании коммунистического режима, выглядела бессмысленной и недальновидной, да таковой и была на самом деле.
Закостенелая в своем «непризнании» очевидного политика Соединенных Штатов отличалась подчас таким антисоветизмом, который удивлял и не находил поддержки даже у основных западных держав, отнюдь не питавших симпатий к новому строю. Чего стоит одно поведение правительства США во время советско-китайского конфликта в 1929 году. Яблоком раздора тогда стала Китайская Восточная железная дорога, находившаяся в совместном владении Советского Союза и Китая. В июле 1929 года китайская военщина, во главе которой стоял правивший в Маньчжурии Чжан Сюэ-лян, нарушила все международные соглашения о совместном управлении КВЖД и захватила ее. Более двух тысяч советских граждан, работавших в Китае, были брошены в концлагеря, а китайские войска начали провокации на советской границе.
В ход военной авантюры немедленно попыталась вмешаться Америка, в то время весьма активно старавшаяся проникнуть в Китай. Нотой от 25 июля 1929 года госсекретарь Соединенных Штатов Г.Л. Стимсон призвал послов Великобритании, Франции, Италии, Японии и Германии в Китае создать международную «нейтральную комиссию» для совместного управления Китайской Восточной железной дорогой.
Фактически это была попытка интернационализировать советско-китайский конфликт и вовлечь в него – на стороне Китая – Европу, США и Японию. Однако идею открытого вмешательства в конфликт не поддержало ни одно из правительств, к которым этот призыв был обращен. А в одиночку ввязываться в разгоравшуюся на Дальнем Востоке войну Вашингтон не рискнул.
Под «крышей» голода
Отсутствие официального дипломатического прикрытия серьезно мешало вести разведывательную деятельность против России. Но посольскую «крышу» сорвало ураганом войны, и тогда в ход активно пошла вывеска благотворительности. Вскоре после окончания Гражданской войны представился чрезвычайно благоприятный случай проявить милосердие – в 1921-1922 годах Россию поразил небывалой силы голод.
В июне 1921 года А.М.Горький предложил учредить Всероссийский комитет помощи голодающим. Значительная часть антисоветски настроенной буржуазной интеллигенции с готовностью откликнулась на его призыв. Находившееся в крайне тяжелом положении большевистское правительство вынуждено было признать Всероспомгол, хотя и понимало, что в нем многие из его организаторов и сторонников хотели бы получить легальный центр сплочения сил контрреволюции в стране. Члены комитета быстро установили контакты с зарубежными правительствами и эмигрантскими кругами, и Всероспомгол тут же стал использоваться как один из главных источников получения информации о Советской России.
Запад настойчиво добивался от большевиков признания независимости Комитета помощи голодающим. Вынашивались надежды, что в скором времени Комитет возьмет в свои руки управление экономикой страны, а затем и всем государством. Различные стратеги разрабатывали сценарии «тихой контрреволюции», согласно которым предполагалось постепенно забирать власть у Советов, сначала подменив советские органы на местах отделениями Всероспомгола, а затем и Советское правительство заменить широкой коалицией антисоветских сил. Однако западные круги слишком открыто провозглашали свои планы и уже в августе 1921 года Советское правительство ликвидировало Всероспомгол по причине его явной контрреволюционности.
В августе того же года прошли переговоры большевистского правительства с благотворительной организацией Американской администрации помощи (АРА), предложившей безвозмездную помощь голодающим Поволжья. Это были «добрые самаритяне» весьма специфичного толка: Формально АРА являлась организацией нескольких благотворительных, религиозных и националистических организаций, действующих под управлением единой администрации. Возглавлял ее министр торговли Соединенных Штатов Герберт Гувер. Фактически же под прикрытием оказания продовольственной помощи американцы проникали в общественно-экономические и политические круги интересующих их стран, занимались сбором всесторонней информации и, пользуясь вновь обретенными связями, пытались оказать политическое давление в выгодном для Соединенных Штатов направлении. Если это не разведка, то что тогда такое – разведка? По крайней мере, Штирлиц в Германии занимался именно этой деятельностью, а по поводу его профессии ни у кого сомнений не возникает…
Гувер предложил помощь голодающему населению Поволжья, но при этом выдвинул обширный список требований, едва ознакомившись с которым, сразу становилось ясно, чем именно его организация собиралась заниматься в России. Так, глава АРА потребовал полной свободы действий своих сотрудников на советской территории, их непременной экстерриториальности (то есть фактически требовал приравнять их
