Принц опустил глаза. Кровь исчезла.
Он поцеловал ее, взял губами сосок. Такой теплый… ее тепло наполняло его.
Он жадно вдыхал запах ее плоти.
— Тебя еще никто не целовал, Брешия? — прошептал он. Она не разобрала слов, слишком переполненная безумием эмоций, бушевавших в ней. Ей казалось, что она может летать и даже унести его с собой. Ей хотелось вопить, наслаждаться его поцелуями до потери сознания.
Что с ней происходит?
До этой минуты она не испытывала ничего подобного. Но сейчас эти ощущения вызывали нечто вроде боли в животе и груди, заставляя ее смеяться, плакать и стонать одновременно. А он оставался спокойным. Только гладил ее, так нежно, словно пташка своими крылышками. Испытывает ли он нечто подобное? Или не чувствует ничего подобно обрубку дуба?
Она встрепенулась, толкнула принца на спину и принялась срывать с него одежду. Он лежал, оцепенев от изумления. Гадая, что это с ней стряслось. Во всяком случае, не ему удерживать ее от этого буйства. Вожделение расплавило его внутренности. Что же ощущает ведьма?
Оставшись обнаженной, Брешия оседлала его. Упругий живот прижался к его непокорной плоти. Она стала бесстыдно ласкать его, опускаясь ниже, и он понял, что дело плохо…
— Брешия, успокойся, остынь! Я непохож на тебя…
— Нет, — перебила она, впиваясь в его губы. Он поднялся вместе с ней в воздух дюймов на шесть и вдохнул голубой дымок, показавшийся ему мощным афродизиаком.
Такого он не представлял. И не думал, что это бывает.
Но у него мгновенно не стало времени что-то представлять. Она сжимала его ладонями, а он был так тверд, что мог бы пронзить само время. Но тут она снова оседлала его и стала медленно насаживать себя на его копье. Не выдержала, застонала и резко опустилась вниз.
Брешия не предполагала, что может быть больно. Но боль обрушилась на нее, резкая, внезапная, и она громко закричала. В крике была не только боль, но и радость обладания. Обладания им, волшебником ее мечты, волшебником кровь которого отныне текла в ней.
Она была уже далеко, гонимая силами, завладевшими ею.
До сих пор принц никогда не видел такого сладострастия, такой могучей силы, такой свободы ни в одной женщине, ни в одной ведьме. Она хотела его и взяла!
Ведьма овладела им.
Принц тихо застонал, схватил ее и попытался поцеловать. Но поцелуев было недостаточно. Брешия понеслась в бешеной скачке, полуприкрыв застланные дымкой глаза. Она была захвачена волной страсти, но сила вожделения поднимала и его все выше и выше, пока он не ощутил дуновение теплого ветерка на голой спине и ягодицах.
— Брешия, я отдам тебе все, что смогу, — прошептал он и, просунув пальцы между их телами, нашел средоточие ее безумного желания. И стал гладить крохотный бугорок, пьянея от своей похоти и ее силы, смешавшихся воедино. Едва не плача оттого, что теперь она принадлежит ему и будет принадлежать вечно.
Его пальцы продолжали нажимать, гладить, подводя ее ближе к чему-то такому, что должно было произойти. Чего она еще никогда не испытывала. Мужские руки касались ее плоти, а его длинный напряженный пенис входил все глубже. Мысленно она видела все. Даже каждый его вздох, пробивавшийся прямо к ее душе.
Брешия на мгновение застыла, запрокинула голову и закричала, словно взывая к самим небесам. Принц успел насладиться этим, прежде чем последовать за ней. Во имя всех богов, ничего лучше он не знал!
Он продолжал обнимать ее, уносясь в мир ослепительного безумия вместе с голубым дымком, прочь из крепости, прямо к солнцу.
Придя в себя, Брешия не сразу поняла, где они находятся. Только не в крепости. И не на ее постели. Она лежала на нем, он оставался в ней, и в душе росло ощущение полного довольства.
Принц целовал ее ушко, лизал, покусывал мочку.
— То, чем мы занимаемся, Брешия, — тихо сказал он, — всего лишь игры и трюки. Но это… — Он стиснул ее что было сил. — Это и есть магия. Настоящее волшебство.
— Где мы?
— Н-не знаю, — удивленно протянул он.
Но тут же сообразил и мысленно похвалил себя за верную интуицию.
— Это не важно. Главное, здесь тепло, и мы можем дышать и говорить. Я чувствую ласковое солнышко.
Она по-прежнему лежала на нем, точно так же, как тогда, когда прижимала к его сердцу свое, принимая в себя его рану, боль и кровь.
Брешия наклонилась и поцеловала его в губы.
— Ты могла бы умереть, глупая ведьма!
И поскольку она как раз целовала его, то, не задумываясь, укусила за язык и принялась покусывать нос и подбородок.
— Понятно. Значит, будь я ранена, ты позволил бы мне умереть? И ничего бы не сделал?
— Я знаю заклятия и зелья. И обязательно спас бы тебя.
— Приятно слышать.
Он снова обнял ее и притянул к себе. Они по-прежнему оставались обнаженными, и его семя высыхало на ее животе и ногах.
— Ты зачала моего сына, — уверенно сказал он, стискивая ее так сильно, что она ойкнула:
— Не сломай мне ребра, глупец!
— Я глупец? Разве это я набросился на тебя? Собственно говоря, рано или поздно дело дошло бы и до этого, но я слишком долго пролежал там, гадая, жив я или нет, и умирая от желания побить тебя за все, что ты наделала. Подумать только, я еще не видел, чтобы женщина так накидывалась на мужчину!
— Представить не могу, что это на меня нашло, — притворно вздохнула она, но в голосе звучала не только гордость, но и лукавство, и он улыбнулся, целуя ее в шею.
— Пусть это что-то находит на тебя снова и снова, — попросил он, припав к ее грудям. Лизнул мягкую плоть и тихо добавил: — Бери меня силой, Брешия, когда только пожелаешь!
— Хорошо, — согласилась она, и он щекой ощутил, как она улыбается. — Меня, принц, беспокоит только одно: похоже, ты не часто имеешь дело со смертными. И взгляни, что случилось: один из них умудрился воткнуть нож в твое черное сердце. Это просто немыслимо!
— Мне тоже это показалось немыслимым, — медленно протянул он, — пока я не сообразил, что это не люди. Хотя они и были коварными подлыми смертными.
— То есть как это «не люди»?
— Не совсем люди. Модор дал им немного могущества, расширил способности за грани обычного, добавил им силы.
— Какое счастье, что этого могущества оказалось недостаточно! Ты действительно уверен, что твое семя прорастет?
Она приподнялась на локтях и упорно смотрела на его губы. Он улыбнулся, коснулся ее подбородка, лба, кончика носа.
— Да. Мое дитя уже зародилось в твоем чреве. Больше я себя так глупо не поведу. И если в следующий раз случится то же самое, именно я стану защищать тебя, Брешия!
Ей вдруг стало холодно… а может, это порыв ветра разметал ее волосы, высушил ее пот. И его тоже. Она вновь обвилась вокруг него. Его теплое дыхание било в лицо, и он хотел ее!
— Мы в пещере, — наконец пояснил он, зевая, хотя его плоть уже успела отвердеть. — В моей пещере.
— Твоей? У тебя есть пещера? Но как это возможно? Которая из пещер твоя? В моей дубовой роще ничего подобного нет.
— Действительно нет. Полагаю, именно в ней я всегда чувствовал себя в полной безопасности, даже когда был совсем молодым. Пещера не слишком глубока, и я никогда не боялся, что какие-то чудища
