Александр Колпаков. За орбитой Плутона
Александр Колпаков. За орбитой Плутона
Фантастический рассказ
«Регер» больше не отзывался...
Это означало, что он достиг границ Солнечной системы. Последняя радиограмма с корабля, принятая станцией на Марсе, была датирована 2211 годом. Она не содержала ничего такого, что позволяло бы сделать вывод о катастрофе.
Теперь на календаре стоял год 2213-й. Для экипажа это было годом возвращения на Землю. Но «Регер» уже существовал в виде обломков.
Их было девять.
Они лежали в инерционных креслах. Головы покоились на высоких спинках. Через несколько мгновений должен был заработать двигатель.
Чадвик посмотрел на Людмилу. Большие серые глаза ее были широко раскрыты, и взгляд, полный ожидания, был устремлен на светящийся экран. Там исчезла мерцающая лента Млечного пути, которая вот уже два года, не меняясь в размерах, плыла им навстречу. Звездный мир пришел в движение. Все новые и новые лучистые искорки появлялись в нижней части экрана, взмывая вверх и удаляясь. В полете «Регер» повернулся кормой вперед.
Они достигли орбиты Плутона. Так далеко никто еще не залетал. Программа была завершена, можно возвращаться.
— Солнце!..
— Где?
— Вот оно!
В полукружиях кресел приподнялись головы.
Только Чадвик остался недвижим: он смотрел на Людмилу Ее серые глаза радостно поблескивали, по лицу блуждала улыбка. Она повернула голову и сказала:
— Погляди же туда.
Чадвик вздохнул.
Посередине экрана, занимавшего почти всю лицевую часть рубки, находилось Солнце. Его диск был крошечным, но испускал яркий беложелтый свет.
Исследовательский корабль все еще двигался по инерции, кормой вперед. Сейчас должно начаться торможение. Вот прозвучал предостерегающий сигнал пилотрона-автопилота. Минутой позже стало трудно дышать, тяжесть парализовала космонавтов.
— Ноль, — с трудом выговорил Мезор, командир корабля.
Тормозящий поток двигателя остановил движение «Регера». На несколько секунд он неподвижно повис в пространстве. Затем с плавно нарастающей скоростью устремился к Солнцу. Давление, которое все еще ощущалось, резко ослабло. Мезор разрешил оставить кресла. Каждый бросил последний испытующий взгляд на приборы в своем секторе пульта. Откинулись быстрозатворные замки поясов. Космонавты поднялись из кресел. В рулевой рубке стало шумно.
Лишь Чадвик продолжал сидеть в кресле. Его задумчивый взгляд скользил поверх смотрового экрана, задерживаясь на буквах над ним — названии корабля. Буквы были начищены до блеска. В его ушах звучали голоса товарищей, и он думал: «Я тоже радуюсь возвращению, Людмила... Что ждет нас обоих на Земле?» Гудящий бас Бео легко перекрыл остальные голоса. Огромный, широкоплечий, он раскинул руки в стороны и обнял одновременно бортового врача Анну и Акатля, математика.
— Земля! Земля! — то и дело восклицал он. «Планета малая и чудная притом», — пропел он шуточное изречение космонавтов.
— Мы могли бы повернуть к Земле на два месяца раньше, — услышал Чадвик зычный голос Гиада, ядерного физика. Было заметно, что Гиада раздражало хорошее настроение товарищей. «Глупо вести себя так при виде солнечного кружочка, — думал он. — Словно завтра утром предстоит ступить на родную планету. До Земли еще годы и годы полета». Его худая фигура сновала среди космонавтов, а взгляд ощупывал всех в поисках поддержки. — Намного раньше вернулись бы мы домой.
Указательный палец Гиада был поднят вертикально вверх. Умолк бас Бео. Начальник экспедиции снял руки с плеч Анны и Акатля. Он провел рукой по черной блестящей бороде, задумчиво посмотрел на Гиада. «Он прав», — подумал Бео. Наши измерения очень важны для фотонных ракет, которые спустя несколько лет отправятся в просторы Галактики.
— Да, да, — прогудел Бео. — Это тяжело...
Он не договорил и махнул рукой. Внезапно раскатисто засмеялся и привлек к себе ученого:
— Гиад, ледяной ты человек! Во время своих опытов у точки абсолютного нуля температур ты, наверное, приобрел суперсвойства!
Все рассмеялись. Даже Чадвик улыбнулся. Гиад давно и упорно исследовал так называемые «суперсвойства» материи при сверхнизких температурах.
— Не омрачай нашу радость, — мягко сказала Гиаду Анна.
Рука Гиада проделала несколько бесцельных движений и беспомощно опустилась. Он нахмурил брови и вышел. Остальные последовали за ним. Вскоре на центральном пункте рулевой рубки водворилась тишина. Людмила и Чадвик остались одни.
— Сейчас определю положение и отправлю радиограмму, — сказала она деловито.
Чадвик встал и медленно приблизился к пульту радара. Пока Людмила проверяла показания автоматического навигатора, Чадвик настроил радиоприборы.
Вдруг он почувствовал, что девушка стоит за его спиной. Чадвик обернулся, вопросительно посмотрел ей в глаза. Людмила склонила голову чуть набок и сказала:
— Как только мы вернемся на Землю... в первый же день я бы хотела долго бродить с тобой по лесу... Представь сосновые стволы, освещенные солнцем, опушку с мягкой травой. Мы хорошо отдохнем.
— Да, —улыбнувшись, промолвил Чадвик. — Сосновые деревья.
Он задумчиво глядел в иллюминатор.
Людмила подошла к приборам, нажала клавишу.
— Говорит исследовательский корабль «Регер». Координаты: кубическая эклиптика 7189–9032-д. Мы поворачиваем к Земле. Привет!
Прибор, восприняв наговоренный текст, преобразовал его в импульсы и стал излучать в направлении Марса. Людмила подумала, что эта радиограмма будет принята Марсом только через шесть часов.
Она прижала ухо к трубке звукоконтроля, вслушиваясь.
Чадвик тронул ее за плечо:
— Идем! В комнату Этики! Отпразднуем возвращение и помечтаем о доме.
Они пошли, обнявшись, к выходу. В этот момент на пульте прогудел зуммер. Удивление и сомнение смешались на лице Людмилы. Чадвик тоже подумал: «Невозможно... Обусловленное время радиоприема еще не наступило. Радиовызов сейчас — полная неожиданность».
