природа близка к мужской, но это не суть важно. Главное, что Лариса женщина и может рожать детей. Она сейчас на седьмом месяце беременности, и он счастлив, что у него нормальная семья, ничем не отличающаяся от других.
Возможно, Женя и возбуждал его воображение, но все-таки он больше раздражал.
– Ираклий Борисович, может, мне привести своего друга? – зажеманился парень.
– Зачем? – возмущенно посмотрел на него Валерьев.
Уж не думает ли Женя, что ему хочется секса сразу с двумя парнями? И вообще, с чего он решил, что у него есть к нему тяга? Может, все-таки ходят какие-то слухи?..
– Ну, Антон тоже хорошо поет. Мы бы могли петь дуэтом.
– Отлично. Будете петь дуэтом. Я вам даже сцену подберу. В подземном переходе на Ленинградке.
– Но это несерьезно…
– Все, свободен! – решительно отрезал Ираклий, резким жестом указав на дверь.
С опущенной головой Женя вышел из кабинета. Но минуты через две вернулся:
– Может, еще раз меня попробуете?
Артур не должен был впускать его в кабинет повторно. Но Женя ему явно симпатичен… Может, Артур и сказал ему о наклонностях Ираклия? Если так, то его нужно уволить… Но, увы, делать этого нельзя. Артур такая балаболка, что растащит сплетни по всей Москве. Да и специалист он отличный, не придерешься. И секретарь, и концертный администратор.
– Не пробовал я тебя, и не собираюсь. Не нарывайся на грубость, молодой человек!
Ираклий умел метать молнии. И когда дверь открылась снова, угрожающе нахмурил брови. Но в кабинет вошли еще более грозные личности, причем явно выраженной бандитской масти. Свирепые лица, волчьи глаза, агрессия в каждом движении. Июль на дворе, а они в кожанках. А куртки дорогие, из высокосортной глянцевой кожи. И джинсы у них дорогие, модные. Видно, что не какая-то подзаборная босота. Но в любом случае уровень их цивилизованности оставлял желать лучшего.
– «Крышу» заказывал? – грубо, с издевкой спросил старший, крепко, но топорно скроенный парень с крупными и хищными чертами лица.
Плечи у него далеко не самые широкие, но голова настолько массивная, что и тело казалось мощным, кряжистым. И еще он угрожающе заполнил личное пространство Ираклия.
Бандит не тянул к нему руки, но энергетика у него столь сильная, что у Ираклия возникло физическое ощущение, будто его держали за горло.
– У меня есть «крыша», – в растерянности пробормотал он.
– Кто?
– Карп, Черкан…
– Нет больше Карпа. И Черкан в бегах. Мы за него…
– Но я вас не знаю.
– Теперь знаешь. Клинч я. Деньги гони.
– Я должен посоветоваться.
– С кем?
– Есть люди, которые мне помогают.
– Кто, менты? – догадался Клинч.
– Да, сотрудники милиции… Они сказали, что разберутся с Карпом. Вот, разобрались… Теперь я не должен никому. Им должен, а вам – нет…
– Ты кого лечишь, баклан? – оскалился бандит. – Этих твоих ментов уху есть послали. Арбалет это сделал. И Базальт. Или ты думал, что я не в курсах?..
– Ну-у…
– Гну! Я таких клоунов, как ты, пачками наклоняю. А потом во всех позах имею. И тебя поимею… Короче, тридцать процентов с тебя, и живи спокойно. И офис твой гореть не будет…
– Тридцать процентов?! Это грабеж!
– Ничего не знаю.
– Но сейчас так много не берут. Карп, и тот брал с меня всего десять процентов. И то я считал, что это много…
– Теперь считай, что тридцать процентов – много, – глумливо хохотнул Клинч. – Что десять, что тридцать – одна беда, да?
– Я не потяну тридцать процентов! – схватился за голову Ираклий. – Я разорюсь! А если я разорюсь, то вообще не смогу платить… Мне лучше обратиться в милицию, чем платить вам такие деньги. Есть РУБОП, есть СОБР. У меня просто не будет другого выхода…
– Слышал про «Евроаз-финанс»? – свирепо спросил Клинч.
– Э-э… Слышал, да…
– Что с Ивашовым случилось, знаешь?
– Ну, убили его…
В Москве убивали чуть ли не каждый день, и Валерьев просто не в состоянии был отслеживать события, если бы даже задался такой целью. Но Ивашова он знал лично, через его банк он прокручивал черный нал, без которого в шоу-бизнесе не обойтись. Поэтому он был в курсе, что произошло с Ивашовым.
– А почему его убили?
– Не знаю.
– А потому, что он платить нам не хотел. Ментов на нас натравил. Тоже думал, что менты его защитят… Ну, и где он, а где я?
– Вы его убили? – ужаснулся Валерьев.
– Может, тебе еще чистосердечное признание написать? – ощерился Клинч. – Короче, назначаю тебе тридцать процентов. И полный аудит.
– Помилуйте. Давайте хотя бы пятнадцать!
– Тридцать. А обратишься к ментам, отправишься за Ивашовым. Ты меня понял?
– Да… Только тридцать я не потяну…
– Тогда ты отправишься за Ивашовым прямо сейчас…
Клинч подал знак, и один из его упырей выдернул из-под куртки пистолет. Внизу живота у Ираклия вдруг развязался какой-то узелок, в штанах сначала стало холодно, а затем – тепло и мокро.
Впрочем, выстрелить бандит не успел. За спиной у него вдруг открылась дверь, и в кабинет вошли громоздкие люди в строгих костюмах. Браток наставил ствол на них. И второй боец полез под куртку за оружием.
Но гости уж очень быстро ощетинились стволами. Чувствовалась тренировка, причем самого высокого уровня. Уж не чекисты ли к Ираклию пожаловали? Но ведь он их не вызывал.
– Эй, кто вы такие? – озадачился Клинч.
– Спартак Евгеньевич, тут какие-то с оружием, – сказал один в черном, обращаясь к своему боссу, который оставался в приемной.
На вопрос Клинча отвечать он явно не собирался.
– А-а, Спартак Евгеньевич! – всколыхнулся Ираклий. – Меня убивают!
Он понял, о ком идет речь. Это Катин брат, законный вор, очень крупный криминальный авторитет. Если бы он раньше знал, кто у нее брат, он бы не позволил ей уйти. И Красницкого бы осадил…
Никонов не побоялся войти в кабинет, где воздух, казалось, с треском искрился от возникшего в нем напряжения. Обогнул своих телохранителей, направился к бандитам. Непозволительное, казалось бы, безрассудство. Но, видимо, этот человек привык рисковать своей жизнью. К тому же непоколебимая уверенность в собственном могуществе делала его похожим на гигантскую гранитную глыбу. Клинч невольно отступил на шаг, глядя на него. А ведь Спартак Евгеньевич ничего не говорил, он всего лишь смотрел на него, взглядом сминая его боевой дух. Ираклий мог бы прийти в полный восторг, наблюдая за тем, как сдувается Клинч, но его самого пучило от страха.
– Ты кто такой? – зло спросил бандит.
– Никон я, – спокойно сказал Спартак Евгеньевич. – Я в законе.
– В законе?
Казалось бы, Клинч должен был прийти в ужас. Законный вор в его среде обитания звучит громко. Но
