идет…
– Короче!
– Короче говоря, ты мне армию напомнил. Стоишь, как часовой на посту. Помнишь, как смена караулов проводится? Пост сдал – пост принял… Я так понял, ты мне свой пост сдал, да?
– Какой пост?
– Ну, барахолку.
– Гонишь?
– А что такое? – вскинулся Носорог.
– Я устав караульной службы знаю. Без разводящего пост не сдашь. А где разводящий?
– Я – разводящий! А пост мои пацаны примут.
– Ну, так и я тебе не лох, чтобы ты меня разводил…
– Не хочешь, значит, барахолку отдавать? – побагровел от злости Носорог.
– С какой это радости?
– С той радости, что у нас договор был.
– Какой договор?
– Ты решаешь проблему со Спартаком, я забираю рынок, а ты живешь спокойно.
– Но рынок я первый забрал. И проблему со Спартаком не решал. Он сам по себе помер, если ты не знаешь. Честно тебе скажу, людей нашел, двух спецов, они в Афгане снайперами были, – соврал Хазар. – Но не успел… С ментами номер прошел, тут я постарался – скормил им знаменских. Знаю, что не по понятиям. Но ты же не станешь с меня за это спрашивать?
– Я с тебя сорок процентов спрошу, – сквозь зубы пригрозил Носорог.
– Может, на два поделишь?
– А почему не на три?
– Так я же сказал, что у меня всего два снайпера. Было бы три, на три бы и делил. Было бы четыре, на четыре бы делил. А так их у меня всего два. И деньги они свои получили. Ждут, когда я им отмашку дам. Вот я и думаю, может, мне на тебя махнуть, а? – насмешливо и свысока глянул на него Хазар.
– Это что, угроза?
– Ты не Носорог. Ты Баран. Думаешь, сделал меня? А хрен тебе на закусь!
Хазар отвел в сторону полу куртки, обнажая торчащий за поясом пистолет. И его бойцы поступили так же. Носорогу было чем побить этот козырь: у него под курткой обнаружился пистолет, вложенный в ментовскую кобуру под мышкой, и его «быки» были подкованы не хуже. Но все-таки эта демонстрация подняла Хазара, ведь у него бойцов было раза в полтора больше. И откуда Носорогу знать, какие силы у него в резерве?
– За базар ответишь!
– Да хоть сейчас! Давай спрашивай.
– Не могу, – заметно стушевался Носорог. – Народу много… Менты… Да и асфальт здесь, как яму для тебя потом рыть?
– Давай на Гнилое озеро, здесь недалеко. Ты на тачках, мы на тачках. Ну, что, погнали?
– А ты ментам уже стуканул?
– Я тебя и без них стукану! Сначала по балде тебе стукану, а потом по крышке твоего гроба… Так чо, слабо на Гнилое озеро ехать? Если слабо, так и скажи…
– Стукач ты ментовский! Не хочется с тобой связываться, – сплюнул под ноги Носорог.
– И озеро Гнилое, и отмазы у тебя гнилые… Можешь не говорить, что очко сыграло. Я и сам вижу, что жим-жим у тебя конкретный! Фу! – Хазар поморщился и помахал рукой перед носом.
– Слышь, ты!..
Носорог дернулся от отчаяния, но Хазар оказался быстрей. И пистолет он раньше из-за пояса выдернул, и ствол к его животу приставил. Другой рукой он взял бандита за его бычью шею.
– Слушай сюда, носорогий! – глядя куда-то в сторону, прошипел он. – Ты сейчас тихонько отвалишь в сторону, как будто ничего не было. А я, так уж и быть, не стану давать отмашку киллерам. Ты забываешь про меня, я забываю про тебя. Договорились?
Носорог напрягся так, что, казалось, вот-вот лопнет, как паровозный котел от чрезмерного давления. И столько силы в нем было, такая вибрация от него пошла, что самого Хазара затрясло. Самому страшно стало. Но все-таки победа осталась за ним.
– Договорились, – пробурчал Носорог.
И куда только делся его молодецкий задор, с которым он тыкал в Хазара пальцем? С рынка он убрался с видом побитой собаки. Даже его «быки» смотрели на него с презрением.
Угольно-черная муха взбудораженно нарезала круги вокруг люстры. Отогрелась в лучах майского солнца, пробудилась от зимней спячки, ожила, потому и озорует. По законам природы она живет, и не за что ее осуждать. И тем более убивать…
Но вот она устала, села на клейкую ленту, что свисала с потолка. И намертво прилипла к ней. И снова все по закону дикой природы. Жизнь, она сплошь состоит из ловушек, и если не хватает ума их обходить, то не обессудь, если попался.
А ленту к потолку подвесила Юля. Она умница, она знает, как устроить быт, как насытить его уютом. Жанна оказалась дьяволом, а ей пришлось стать ангелом-хранителем. Да она и по жизни такая. И светлая, и добрая. Может часами сидеть у изголовья, нисколько не надоедая и не раздражая.
– Как думаешь, ужинать не пора? – спросила она, оправляя халат на коленях.
Верный признак того, что сейчас собирается оставить его.
– Опять бульон?
– Ну, если ты такой смелый, можно что-нибудь покруче, – усмехнулась она.
Покруче пока не получалось – ни на входе, ни на выходе. Отравление серьезное, интоксикацию вроде бы сняли, а желудок все еще бесится, как черт у сковородки. И днище выбивает жестоко. И краны срывает.
– Водки бы… Для дезинфекции.
От водки бы он действительно не отказался. А от коньяка…
– Ой-е!.. Хрр-рр!.. М-да…
Все нутро наизнанку вывернуло, хорошо, что тазик у кровати, было куда выплеснуть свое презрение к этому напитку. И надо было подумать о коньяке!..
Юля посмотрела на него молча и с улыбкой, подала стакан питьевой воды без газа.
– Это вместо ужина? – пошутил он.
– Как скажешь…
Она уезжала в Санкт-Петербург, но вернулась в тот же день, когда Спартак пьянствовал с ее отцом. Он уехал к Жанне, а она пришла к себе домой, узнала, о чем говорили они с отцом, и отправилась к нему. Дверь была открыта, Спартак без чувств лежал на полу. Но еще был жив. И «Скорая» приехала быстро.
В больнице Спартака откачали, прочистили желудок. Оказалось, что в коньяк был подмешан какой-то яд. Что именно, эксперты пока еще не выяснили, слишком сложный анализ нужно было провести для точного ответа. Но факт оставался фактом – его пытались отравить. И сделать это могла только Жанна. Не зря же она исчезла сразу после того, как он потерял сознание.
Пока Спартак приходил в себя, Мартын разыграл спектакль, поднял волну, запустил в эфир новость о его смерти. Он не знал, кто отравил Спартака, но понимал, зачем это было сделано, и ждал, когда стервятник пожалует за добычей. И первым на горизонте появился Хазар. А ведь Жанна когда-то с ним зажигала; может, еще не потух тот огонек…
– Нет, лучше бульону похлебать.
Спартак еще вчера пришел в себя, а сегодня утром бойцы перевезли его на съемную квартиру, от больницы подальше. На всякий случай. Юля и за врача здесь, и за медсестру. Пока она рядом, за свою жизнь Спартак мог не волноваться.
Но только Юля ушла на кухню, как появились Мартын и Гобой. Зашли в комнату тихо, чуть ли не на цыпочках.
– Чего как на похоронах? – спросил Спартак. – Или случилось что?
