Рыжик посмотрел на Миху. И сказал ему:
– Говорил же тебе, есть у меня Гиря. Половой гангстер, в натуре...
– Оголодал, бедолага... – с усмешкой посмотрел на Гирю Миха.
Он был изрядно «под газом». И штормило его. От водки и от баб.
– Сами телок драли! – Глаза Гири наливались кровью. – А мы тут хрен соси, да?
– Ты у меня сейчас точно отсосешь! – И Рыжик набычился.
Еще бы немного, и случилось бы непоправимое. Но Миха разрядил конфликт.
– Не надо, Колян, – осадил он Рыжика. – Не подымай волну. Пацан телку хочет. Сперма в голову бьет... Надо и ему телку...
– Ты свою Тамарку ему отдашь? – зло спросил Рыжик.
– Не-а! Она моя телка. Чего я буду с кем-то ею делиться?..
– И я ему Лельку не отдам. Рылом, дебил, не вышел...
– Не кипятись, братан. Мы ему другую телку дадим... У меня ведь телок хватает...
– Да ну! – вскочил со своего места Чифирь. – Так какого хрена мы тут сидим? Я тоже бабу хочу...
– Да какие проблемы, пацаны? – засмеялся Миха.
Он потянулся к бутылке, наполнил стакан.
– Давайте на коня, и дергаем на хоря!..
Никита проснулся от шума. Открылись двери. И тут же в бараке зажегся свет.
– Что за херня? – спросонья спросил Валера. – И заорал: – Подъем!
В барак ворвались автоматчики. Всего четыре человека, в два раза меньше, чем обычно. Но с ними Седой. И еще какие-то пьяные рожи.
Валера понял все правильно. Надо строить бомжей. И он их начал строить. И Никита присоединился к нему.
Бомжи поднимались нехотя. Но все же строились в ряд.
Еще совсем недавно они строились в два ряда. Но вчера забрали сразу десяток бомжей.
Совсем мало людей осталось. В основном женщины. Грязные, вонючие, пропитые. И на людей-то не похожи. Но все же люди...
Валера строил бомжих. Никита разглядывал ночных гостей. Интересно, зачем они сюда пожаловали?
Седой, с ним какой-то мужик – с виду вроде уголовник. Татуировки на руках. С ним еще трое, тоже татуированные. И еще один. Та же уголовная рожа. И притом знакомая.
Да это же Гиря... Никита не мог не узнать его. Откуда он, гад, здесь взялся? И не его ли, Никиту, он ищет?
Гиря и в самом деле кого-то искал. Его штормило. Едва на ногах держался. Надо же так нажраться... Жадным тупым взглядом он обвел ряд бомжих. Перевел его на Валеру. На Никиту... Долго смотрел на него. Морщился, будто что-то пытался вспомнить.
Вспомнил или нет, но к Никите подошел. Ткнул в него пальцем.
– Он...
Дружки его расхохотались.
– Гиря, ты чо, в натуре, мужика от бабы отличить не можешь? – в кураже спросил кто-то.
– Может, на петушатину потянуло? – сказал другой.
– Не-е, – замотал головой Гиря. – Бабу хочу.
Казалось, под насмешками своих корешей он уже забыл про Никиту. Повернулся в бомжихам. Долго смотрел на них. Потом подошел к одной. Ткнул в нее пальцем.
И снова хохот. Дружки его откровенно издевались над ним. Иначе бы не притащили его в барак, не ухохатывались бы с него. Явно не в почете у них Гиря...
И Седой тоже смеется. Весело ему. Да и чего греха таить, Никите тоже смешно. До чертиков нажрался Гиря, на бомжиху полез...
– Ну вот, братан, и у тебя тоже подарок есть! – сказал Седой.
Он подал знак, и два автоматчика схватили бабу и вытащили ее из барака. Все остальные, кроме заключенных, потянулись за ними.
Двери закрылись. Через пару минут потух свет. Бомжи в темноте укладывались спать.
Никита и Валера тоже легли на свои полки.
– Эх, блин, – сказал Валера. – Такой момент упустили...
– Какой момент? – не понял Никита.
– Четыре автоматчика. Всего четыре... И этих шестеро. Но эти без «стволов». Значит, не в счет... Всего четыре автомата... Жаль, прощелкали...
Никита вынужден был с ним согласиться. Действительно, они упустили превосходный момент. Когда два автоматчика занялись бомжихой, они с Валерой могли наброситься на двух других. Кормили их неплохо – силы в руках порядком. Справились бы они с молодчиками. Забрали бы у них автоматы. И открыли бы огонь на поражение. Всех бы положили. А вот Седого можно было бы оставить, захватить его в качестве заложника. А дальше...
– А-а, – досадливо махнул он рукой. – Чего там говорить, прошляпили момент...
– Слушай, а чего этот дебил на тебя так смотрел?
– Дебил, говоришь? – усмехнулся Никита. – Откуда ты знаешь, что он дебил?
– Ну, я так сказал...
– А он на самом деле дебил. Умственное развитие на уровне первобытного человека. Неандерталец – я его раньше по-другому и не называл...
– Ты что, его знаешь?
– А ты не расслышал, как его называли?
– Ну, Гиря...
– А разве я не рассказывал тебе, как и почему мне память отшибло?
– Ну да, рассказывал. Какой-то козел с зоны тебя заказал... Гиря какой-то... Постой, и этот тоже Гиря... Он, что ли?
– Он, гад. Или он случайно здесь. Или по мою душу...
– Как же он с зоны ушел?
– Это дело десятое... Нам сейчас надо думать, как самим отсюда слинять. Теперь мне покоя не будет. Потянет Гиря ко мне свои руки... Уходить надо...
Утром Никита был настроен решительно. Рвался в бой. Валера его поддерживал. Но, увы, возможности им так и не представилось.
Чистильщики на следующее утро даже не стали заходить в барак. Они велели Никите и Валере вывести из него всех, кто там остался. А самих загнали обратно. Закрыли за ними дверь. Им оставалось только одно – стучать в эту дверь кулаками. Но это акт отчаяния, а не силы...
Гиря проснулся поздно, ближе к полудню. Он лежал на деревянном полу. Совершенно голый. Рядом с ним валялась какая-то баба. Тоже в чем мать родила. И страшная как смерть.
Голова болит, во рту сушняк. И кости ломит. Только не грипп это. Похмелье. Гиря сел на лавку, обхватил голову руками. Глянул на бабу и застонал.
Вчерашнюю ночь он помнил обрывками. Застолье, потом завязка с Рыжиком, потом они куда-то шли. Бомжихи. Одну он забирает с собой. Миха великодушно предоставляет им свою баньку. Там они моются. И водку жрут. Он и бомжиха. Танька ее зовут, что ли... Танька сама почти всю бутылку выжрала. Все дырки свои под него подставила. Хорошо ему было. Вчера. А сегодня...
Гиря глянул на Таньку. И его чуть не стошнило. Ну и образина. Как же он мог трахать ее?..
Дверь распахнулась. В баньку вошел Гренка. С бутылкой в руке.
– А-а, уже проснулся? – с подначкой хмыкнул он. – На вот тебе лекарство...
Гиря с жадностью припал к бутылке. И Танька вдруг очнулась.
– И мне! – протянула она к ней руку.
– А это тебе, жаба!
