пытают, а законопослушного гражданина. Они выполняют чей-то заказ. Узнать бы чей?..
У Никиты чуть глаза на лоб не вылезли, сосуды в голове едва не полопались. Он умирал. Но палачи не позволили ему даже сознание потерять. В самый последний момент они отпустили шланг. Воздух хлынул в легкие. Но Никита радости не испытал. Он знал, это только начало...
– Признаваться будем? – спросил коренастый.
– Нет, – замычал он.
И снова подлая рука пережала шланг.
Никита умирал и снова оживал. Иногда на короткое время терял сознание. Ему приходилось тяжко, не было сил терпеть пытки, хотелось выть от ужаса перед очередным истязанием. А его палачи только смеялись. И участливо спрашивали, не желает ли он чистосердечно признаться в содеянном преступлении.
Он не соглашался. И каждый раз качал головой. Менты уже не улыбались. Глаза коренастого наливались кровью от бешенства.
– Ну что, гад, бумагу писать будем? – сдирая с него маску, орал он. – В последний раз спрашиваю, бумагу писать будем?..
Никита замотал головой. У него уже не оставалось сил, чтобы говорить.
– Ну ты меня достал! – сквозь зубы процедил мент.
И с силой ударил его кулаком по лицу. Один раз, второй. Никита не мог оказать ему сопротивление. Руки пристегнуты к трубе батареи, ноги стянуты наручниками...
А мент продолжал с остервенением бить его. Мощные удары сотрясали голову, где-то внутри что-то хрустнуло. Губы всмятку, носом хлынула кровь, все лицо покрылось кровавыми ссадинами и шишками.
Сначала было больно. Затем боль притупилась. А коренастый все бил и бил.
Остановился он, когда Никита потерял сознание.
Его окатили холодной водой, Никита пришел в себя. Но глаз не открывал. И слышал, как переговариваются меж собой менты.
– Идиот ты, Саша, идиот... Зачем ты морду ему разбил? Теперь знаешь, сколько шуму будет?
– Будь спок, у меня на этот счет все готово!
– Точно?
– Обижаешь... Я сейчас этому козлу помойному еще и ливер отобью... Не расколется, на себя пусть пеняет... Эй, а ну давай, поднимайся, мурло!..
Коренастый больно пнул его носком под ребро. Никита открыл глаза. Его резко подняли с пола. Усадили на табурет.
– Жить хочешь? – пристально глядя ему в глаза, спросил высокий.
– Хочу, – пошевелил опухшими губами Никита.
Что правда, то правда. Жить ему хотелось.
– Тогда пиши признание... Мы ведь уже далеко зашли. Терять нам нечего. Если не признаешься, мы тебя убьем. Инсценируем попытку к бегству и пристрелим... Еще раз повторяю, нам терять нечего...
– Козлы!..
И снова на Никиту обрушился град ударов.
– Хватит! – остановил коренастого высокий.
Избиения прекратились.
– Не сломается... – будто откуда-то с высоты донесся до Никиты голос.
– Ну и хрен с ним!..
– Как бы нам за него не влетело...
Знают, падлы, с кем связались.
– Да не бзди ты. Я же сказал, все будет в порядке...
Никиту подняли с пола. Поставили на ноги.
– Зря ты героя из себя корчишь, – с упреком сказал коренастый. – Все равно тебя ничто не спасет. Пистолет твой, отпечатки твои. Жениху покойной ты угрожал... Ладно, пошел, утомил ты меня...
Опер вызвал конвой. Никиту вывели из кабинета и повели в изолятор.
Время позднее. Дежурной смене изолятора хотелось спать. А Никита своим появлением вторгся в тишину дремлющего царства. Потревоженный постовой тихо ругнулся себе под нос. И зазвенел ключами. Впустил в свой блок, отворил тяжелую железную дверь камеры.
Но эта камера не та, которую он покинул. Никита попытался возмутиться. Но конвоиры бесцеремонно втолкнули его внутрь. Дверь тут же закрылась.
Камера небольшая. Пять коек, одна свободная. Стол, лавка, умывальник, «очко». Между столом и дверью свободное пространство – пятачок площадью не больше пяти-шести квадратных метров.
На шконках люди. Все спят. Вроде бы спят. Никто не храпит. Зато все дружно смердят. Вонь от грязных носков, давно немытых тел. И от параши пакостный запах. Тоска смертная.
Никита стоял у дверей камеры. И не торопился занять свободную койку.
Его заметили. С верхней шконки у окна раздался тихий, по-хозяйски жесткий голос:
– Чего встал, как лярва на панели?
– Чо, фраерок, заблудился? – хихикнул другой.
– Знаю я этого козла, – загудел третий. – Он мою сеструху замочил...
А вот эта труба взяла явно фальшивую ноту. И чересчур подозрительна эта фальшь.
Сначала перед Никитой возникла одна уголовная рожа, затем вторая, третья... Один уже в годах – лет под сорок. Но крепкий дядя, кулаки-молоты. Второй совсем молодой. Но ранний. Змеиный яд во взгляде, резкие движения. Третий тоже здоровый. Но чувствует себя неуверенно. Явно нервничает. И не смотрит Никите в глаза.
И четвертый со своего места поднялся. Маленький, щупленький. Но руку почему-то за спиной прячет.
– Заждались, мурики? – спросил Никита.
Он понял все. Вот какой сюрприз приготовили ему менты. Сейчас эти скопом набросятся на него. Изобьют до полусмерти. И попробуй докажи, что до этого над ним измывались менты!..
А могут ведь и убить. Ненароком. Или даже нарочно. Тоже очень удобный вариант. Результат экспертизы против Никиты, косвенных улик и так хватает. Никиту можно грохнуть. Все равно по всем ментовским делам он пройдет как убийца. Убийство гражданки Зайцевой раскрыто, преступник установлен, задержан, но погиб в результате несчастного случая. Все, дело можно закрывать. Доблестный МУР отрапортует о раскрытии еще одного преступления. Кому-то звездочка на погон упадет, кому-то премиальная копейка в карман капнет.
– Заждались, – прохрипел первый здоровяк. – Давно тебя ждем...
– Сестру он мою замочил, – показал на Никиту пальцем второй.
– Вы меня с кем-то путаете...
– Да нет, не путаем... Ты мою сестру замочил.
– И мою...
– Мою тоже...
Это спектакль. От этих ублюдков требуется «справедливое» возмущение. И вот оно, пожалуйста.
Сцена неубедительная. Но ставил ее опытный режиссер. Со звездами на милицейских погонах. И закончиться спектакль должен кровавым финалом...
Только еще неизвестно, с чьей стороны прольется кровь.
Четверо медленно и неотвратимо надвигались на Никиту. Еще одна-две секунды, и начнется...
– Эй, мужики, я что-то не понял... – Никита испуганно попятился к двери.
– Гасить тебя будем, чего тут не понять...
– А может, не надо?.. Я бизнесмен. Очень богатый. У меня много денег. Не трогайте меня, а?.. Прошу вас. А я вам каждому по миллиону...
Те задумались. По миллиону на брата – это много. Но перевесят ли эти деньги ментовские поблажки?..
– По миллиону долларов...
Застыли как вкопанные. Миллион долларов – это очень много.
