– Что такое, в штанишки навалил? Втягивай свое дерьмо обратно. Не было никакого закона насчет расстрела. Это я пошутил. Чтобы икота твоя прошла. Прошла ведь икота?
Парень кивнул. Икота в самом деле прошла. Только ему от этого не было легче. Он взирал на Степана с непреодолимым ужасом – будто перед ним возвышался кровожадный людоед с разделочным ножом и слюнявчиком под подбородком.
Степан посмотрел на Тому. Она уже не лежала, а сидела на диване, подобрав под себя ноги и закутавшись в покрывало. И ей страшно. Но при этом в глазах восхищение. Она смотрела на Степана как на своего освободителя и палача в одном лице.
Второй насильник уже пришел в себя. Но даже не косился на нож, который продолжал лежать в шаге от него. Птаха забился в угол комнаты, где с трепетом ждал решения своей участи.
– Ну а ты, выкидыш, что скажешь? – грубо спросил его Степан.
– А я что? Я ничего...
– Она все сама. Идите ко мне, мальчики. Изнасилуйте, пожалуйста, так?
– Да нет, она не просила. Мы сами. Так получилось...
– А знаешь, что с насильниками на зоне делают?
– Я... Мы... Больше не будем...
– Конечно, не будете. Скоро вас самих насиловать будут...
– Ну, пожалуйста, – запаниковал Птаха.
– Не понял. Я что, по-вашему, бюро добрых услуг?
Степан перевел насмешливый взгляд на Тому.
– А ты что скажешь?
– Я не знаю...
– А я знаю. Судить этих скотов надо. Или у тебя свой суд?
– Да это она Клюху с Ляпой утопила! – вякнул Птаха. – Это все из-за нее...
– Заткнись, недоносок! – цыкнул на него Степан.
В это время в комнату влетели два запыхавшихся сержанта.
– Молодцы, быстро приехали, – одобрительно кивнул Круча. – Этих двух орлов в обезьянник. Я приеду – разберусь...
Насильников скрутили в бараний рог, упаковали в наручники и потащили к машине. Степан остался с Томой с глазу на глаз.
– Как они к тебе попали? – спросил он.
– Я домой заходила. А тут они. Я даже пикнуть не успела. Они меня в квартиру затащили...
– Я же говорил, эти недоноски тебя ищут. Только я не знал, что они по второму разу изнасиловать тебя хотят. Оказывается, один раз уже было, да?
Степан сел в кресло и оттуда вперил в Тому пытливый пронизывающий взгляд.
– Ну, было, – затравленно выдавила она.
– Давно?
– Три недели назад... Я на пляже загорала. Лежала себе тихонько, никого не трогала. А потом эти появились. Их четверо было. Понимаете, четверо! А я одна! Они на меня всем скопом навалились... Это было так жутко и мерзко. – Ее красивое личико исказила гримаса отвращения. – Вы даже представить себе не можете, как это было мерзко...
– Почему не обратилась в милицию?
– Ну и обратилась бы, а что дальше?
– Как, что дальше? Это сволочье ответило бы по всей строгости закона.
– Ну да, так я вам и поверила. Я что, не знаю, как все бывает? Ко мне бы подошли крепкие ребята, заставили бы отказаться от показаний. А там бы родители с денежками появились. Судье бы на лапу отвалили, и никаких проблем... У меня подругу в Коломне изнасиловали. Ну и что? Оказалось, это она во всем виновата. Те, которые насиловали, хорошие. Потому что у их родителей денег куры не клюют. А она плохая. Потому что за нее заступиться некому. На нее теперь все пальцами показывают...
– Я немного не пойму, это ты милицию осуждаешь или себя оправдываешь? А оправдываться есть от чего. Как-никак два трупа за тобой... Теперь-то я точно знаю, что ты нарочно тех двух парней утопила...
– Ну вот, а я о чем говорила? Я уже плохая, а они хорошие...
– Никто не говорит, что насильники – хорошие. Те двое уже наказаны, а по этим двум тюрьма плачет...
– И по мне тоже тюрьма плачет? – мрачно усмехнулась Тома.
– Я этого не сказал.
– Но подумали... В душе небось радуетесь. Убийцу разоблачили... А я вам вот что скажу. Мне все равно, что вы думаете. Да, я нарочно продолжала ходить на тот пляж, нарочно ждала этих ублюдков и нарочно потянула их за собой в воду. Они утонули, и мне их нисколько не жаль. Ведь они меня не жалели, когда вчетвером трахали!.. Я их ненавижу. Ненавижу!!!
Степан поднялся с кресла, подсел к ней. И даже обнял за плечи. Чтобы она успокоилась. Но Тома отстранилась. Слез на глазах уже не было. Губы кривила недобрая улыбка.
– Ты сейчас поедешь со мной. И напишешь заявление. Изложишь все как было. Хорошо? – спросил он.
– А нечего писать. Не было ничего. Ничего не было!.. Никто меня не насиловал. Никто. И топить я никого не топила. Это была трагическая случайность... И сегодня меня никто не собирался насиловать. Я сама этих мальчиков попросила. Так и знайте!
Степан смотрел на нее без осуждения. А за что ее осуждать? За то, что она решила отомстить за свою поруганную честь? Ни для кого ведь не секрет, что деньги и связи сейчас решают все. А у судей золотая лихорадка. За деньги они оправдывают насильников, а изнасилованных делают виновными. И так сплошь и рядом.
Тома не стала никому жаловаться. Она решили наказать подонков собственными силами. И наказала. И, по большому счету, правильно сделала. Если бы эти уроды знали, что их ждет смерть, они бы никогда не полезли на Тому. А так они были уверены в собственной безнаказанности. Отсюда и беспредел. Отсюда бешеный рост преступлений сексуального характера...
– Не было ничего, – улыбнулся Степан. – Ничего не было. Никто тебя не насиловал. Ни тогда, ни сейчас. Забудь об этом... Тем двоим воздалось по заслугам. Эти двое будут жить теперь в вечном страхе. Я об этом позабочусь. И о тебе позабочусь. Чтобы тебе нечего было бояться...
Степан поднялся с дивана, шагнул к двери. Остановился, обернулся. Тепло посмотрел на Тому.
– Я не собираюсь доказывать твою вину. Потому что ты ни в чем не виновна. Так и знай... А с этими двоими разберусь. Ты их не бойся... Пойдем, закроешь за мной дверь.
Он не видел, как Тома поднимается с дивана, как идет вслед за ним. Он широким шагом вышел из квартиры и был таков.
Глава одиннадцатая
Птаха с ужасом наблюдал за здоровенным уголовником с гнилыми зубами и зловонным дыханием. В камере было душно, поэтому этот тип был без майки. Весь торс, от шеи до пупка, был синий от наколок. Да он и не скрывал, что вся его жизнь с младых ногтей прошла за решеткой.
– Так за что тебя, фраерок, менты повязали? – сиплым голосом спросил уголовник.
Его леденящий взгляд выкручивал душу наизнанку. Птаха поймал себя на желании исчезнуть, раствориться в затхлом мареве тесной камеры. Лишь бы не видеть и не слышать этого тюремного монстра.
– Да я тачку разул, – выдавил он из себя. – Колеса снял, магнитолу...
Хотелось, чтобы голос звучал грубо, весомо. Но вышел какой-то жалкий писк.
– Ты кому свистишь, щегол?
– Да в натуре, все так и было...
Вообще-то они с Тюльпаном на самом деле один раз разули тачку. Колеса сняли, магнитолу. Деньги нужны были. Это у Клюхи с Ляпой черепа конкретно капусту рубят. У Клюхи своя «девятка», Ляпа «десятку» собирался прикупить. Кучеряво пацаны жили, не вопрос. И Птахе нет-нет да помогали бабками, и Тюльпану
