вспомнил бы ответ. Но спустя какое-то время, она встала и ушла.
Сон, взялся за её руку и последовал за ней. А я остался один на один со своей памятью. Словно играя с ней в шахматы, шаг за шагом, я пытался выиграть и восстановить утраченный обрывок. Но безуспешно. Из- за чрезмерного обдумывания и осмысливания, я не заметил, как погрузился в сон.
И мы об этом никогда не говорили.
Развилка. Два коридора, уходили влево, и вправо. Два пути. И какой выбрать? Всем нам, на протяжении бытия, свойственно выбирать свой путь. Я не думаю, что выбрав тот или иной коридор, я получу одинаковый результат. Сколько сейчас время? Часы не ношу. Может из-за стресса, может из-за чего ещё, но мне в голову не приходило проверить карманы. Без особого удивления, ничего в них не обнаружил. Нет ни телефона, ни бумажника, ни любимой зажигалки. На джинсах, в маленьком карманчике, где обычно она лежала, покоился маленький ключик. И повертев его в руке, сунул обратно в карман. Я посмотрел налево, затем повернул голову на право. Два абсолютно одинаковых коридора, так же расположены двери, и такие же серые стены. Можно поиграть в «десять отличий», на самом сложном уровне. Приглядевшись, я усмотрел два иероглифа, на стене. Один смотрел влево, другой вправо. Странно, у меня такое ощущение, что где-то я их уже видел. Только вот где? Пошарив в своей памяти минуты три, я вытащил от туда картинку. Естественно! Точно такой же иероглиф, висит у Антуа дома, в «комнате желании». Ни капли не сомневаясь, я сделал шаг в правый коридор.
Для чего всё это? Почему я здесь, в этом мрачном, сыром месте, а не рядом с ней? Как так получилось, что наши две параллельные прямые, разошлись в стороны? Вопросы непонимания, так и вертятся в голове. Где я оступился? Может я был слишком навязчив? Голова не могла успокоится, и забивалась всё большим количеством вопросов. Только вот отвечать, она походу не собиралась. Только вопросы, без какого либо желания на объяснение. Она не может перестать думать о ней. И как только я пытаюсь, переключится на что ни — будь другое, она блокирует всё, и переключается на неё. Словно сломанный автопилот, постоянно переключающий управление на себя.
Пройдя весь коридор, я упёрся в дверь, из-под которой, взад и вперёд мелькали тени.
Я чувствую, словно держу её над пропастью за тоненькую нить, и она вот-вот порвется. И буду смотреть в небесного цвета, отдаляющиеся от меня глаза. Их невозможно забыть. Но нитка не рвётся, а так и остаётся тонкой связью между нами. Время от времени я подтягиваю её к себе, пусть даже на никчемные миллиметры, но я верю, что когда-нибудь подтяну достаточно, чтобы ухватить её за руку.
Среди всего этого скопления, хаотично движущихся людей, кто-то один не двигался. На противоположной стороне, на бетонной, холодной скамье, прикрученной цепями к стене, как в тюремной камере, с отсутствием всякого внимания ко мне, кто-то сидел. Просто сидел, и наблюдал за всеми. От одного только взгляда на эту скамью, меня стало познабливать.
Маневрируя между этими «зомби», смотрящими только вперёд, ни влево, не вправо, только перед собой, я устремился к этому человеку. Глаза у всех, такие пустые, что можно заглянуть в их мозг, и узнать о них все что нужно. Это что, моя конечная остановка?
Чем ближе я подходил, тем отчетливей я его видел. На вид ему лет сорок — сорок пять, синий комбинезон, как у работников газовой службы, синяя рубашка, застёгнутая до самой последней пуговицы и белоснежные кроссовки. Одного только взгляда на них из далека, было достаточно, чтобы на секунду прищурится. После стольких часов полумрака, такая белизна. Подойдя к скамейке, он будто включился, и молниеносно переключил свой взгляд на меня.
— Как дела? — Быстро, словно скороговоркой спросил он.
— Смотря, про какие дела ты спрашиваешь! — Отстрочил ему в ответ я (в умении щебетать скороговорки, у меня не было равных).
— Твой сарказм не очень уместен. — Рассердился он, но скорость говора не понизил. — Сядь. Я последовал тому, что он сказал, и опустился на бетон. Вот черт! Да он ещё холоднее, чем я думал! Задница так и пристала, будто прихватилась намертво.
— Я теряю то, что люблю. Моя любовь подобна пару, отрывающемуся от земли, и теряющегося в бескрайнем небе. Он поднимается всё выше и выше, стремясь к звёздам, и возвращается ко мне проливным дождём. И вот сейчас, я стою под этим дождём, и ощущаю каждую капельку упавшую на моё тело. И не понимаю где слёзы, а где дождь. — Спустя минуту, я выложил ему что наболело.
— Очень хорошо. Похоже, ты понимаешь, что теряешь, и знаешь, что именно ты теряешь. Нельзя начать что-то искать, первоначально не потеряв. Но нужно ещё, знать что искать, тоже главная деталь. — Сказал он.
Минуты три — четыре я обдумывал услышанное. Несколько раз повторил про себя, эту скороговорку. Как бы записал и сохранил её в левом полушарии. Из правого, выудил маленькое устройство для изменения pitch, и воспроизвёл записанное в несколько раз медленнее. Получилось, очень даже ни чего.
— Кто все эти люди? — Поинтересовался я.
— Те, кто не понял что потерял. Вот они ходят и ищут. А твоя дверь справа. — Сказал, кивая на дверь справа от него.
Я посмотрел на дверь, затем на комнату. Потерянные люди, души которых летают над их головами, и кричат: «Послушайте нас! Услышьте нас!» Но они не слышат, а продолжают тупо смотреть перед собой.
Я не могу перестать думать о ней. Во всём я начинаю видеть её небесный образ. То тут, то там, мелькает светящееся улыбкой лицо, даже на безжизненно — серых стенах, я вижу её силуэт.
Она, её, тебя, а кто она? Девушка из моих снов? Мечта, которая сбывшись, перестаёт быть мечтой? Или всё же, она реальность? Жестокая, но сладкая реальность. Так если я здесь, и это реальность, то где же она? А если это сон? …
— То тебе надо поскорей проснуться. — Перебил мои мысли «скороговоркин».
Кинув на него взгляд, ничего не говоря, я встал и подошёл к двери.
Я лишь дотронулся до неё, как какая-то непонятная сила, втолкнула меня вовнутрь, и захлопнула за мной дверь. Я повернулся, подёргал за ручку, но дверь была так глухо закрыта на замок, словно заколочена с другой стороны досками, а в проём между дверью и досками, залили бетон. И, как и любая другая, запертая дверь, она не подвижна. Закрываешь дверь на замок, и она теряет все признаки жизни. В принципе то, что происходит и с людьми. Когда человек пытается закрыться, замкнуться в себе, тогда и заканчивается жизнь, и начинается никчемное, никому не нужное существование.
Оставив дверь в покое, я обернулся. Кто-то стоял метрах в пятнадцати от меня. Белое длинное платье… Это она! И её неповторимый запах, его нельзя спутать ни с чем. Быстрым полубегом я устремился к ней, но чем ближе я подбегал к своей мечте, тем быстрее она растворялась. И, в конце концов, исчезла напрочь. Все мечты, фантазии, идеи, рушатся в одночасье. Рассыпаются, как карточный домик наполненный любовью, которая высвободившись из плена, разрушив границы собственного значения, ударяется о стены и растворяется в воздухе. И начинают своё путешествие ледяные стрелы. Десятки тысяч стрел устремляются прямо в сердце. После десятой, уже не больно. Ко всему можно привыкнуть, даже к ним.
Оглядевшись, я оцепенел. Меня словно придолбило к полу. Комната, размерами напоминающая школьный спортзал, а в высоту на уровне поднятой руки, как в галереи, увешана фотографиями. Моими фотографиями! Из моей короткой, но бурной событиями жизни! Я ещё долго простоял в центре зала, и крутясь на месте, поражался тому, что вижу. Фотографии висели на серых стенах как картины. В толстой раме, над каждой, горела небольшая лампочка-свеча, дающая свет, только в центр изображения.
Мое первое падение с велосипеда, а у папы неожиданно, оказалась камера под рукой. На ней четко видно как слёзы и кровь, перемешались воедино. А вот и учёба в Москве, которая не особо увенчалась успехом. Наверное, холодно просто было, зима всё-таки была. Линейка в школке, первый класс. На плечах костюмчик, в руке букет цветов, на лице улыбка. А улыбка искренняя, не потому, что кому-то надо, а потому что мне так захотелось. Походы, экскурсии, просто выходные с друзьями. Первая любовь. Да… Впервые ощутил порхающих мотыльков, впервые сказал: «я люблю тебя». И пусть это не было что-то серьёзное, зато это было впервые, и больше никогда не повторится. А вот и родители, кажется мой день рождение. Сколько мне здесь?.. Не помню, картинка прошлого не хочет выползать, из нагретого ею уголка, в моем подсознании. А может она обиделась, за то, что давно не звал её в своё сознание? И теперь со мной не общается?! А на этой, я, и она. Кажется обычная, рутинная фотография, ничем не примечательная, но
