социалистами.
— Говоря о том, что в Италии продолжает сохраняться большевистская опасность, мы осознаем ее реальность, — предупреждал он в июле 1921 года. — И хотя большевизм в основном повержен… фашизм вскоре станет не только освободителем, но и тиранией.
Такое его высказывание имело под собой основу. Избалованные безнаказанностью, даже те, кто были вначале идеалистами, деградировали в хулиганов, забияк и убийц. В Феррари Муссолини с возмущением отказался пройти по ковру из красных флагов, захваченных Итало Бальбо и брошенных ему под ноги. Целый ряд фашистских лидеров стали выше закона. Так, Ренато Риччи (по прозвищу «небольшое землетрясение») из Карарры для освобождения восьмерых фашистов из тюремного заключения стал терроризировать население, бросив на осуществление этой акции шесть тысяч чернорубашечников, пока магистрат не пошел на уступку. В феврале 1921 года люди Тамбурини хладнокровно застрелили во Флоренции председателя профсоюза железнодорожников прямо в его кабинете, после чего сунули ему в рот сигарету.
В августе 1921 года Муссолини подписал в палате депутатов пакт об умиротворении со своими врагами — социалистами. Но уже через несколько часов получил известия, бросившие его в дрожь и холод. Фашистские лидеры на севере страны — Бальбо в Феррари, Фари-наччи в Кремоне и Тамбурини во Флоренции — отказались придерживаться пакта. Придя в ярость, Муссолини вышел из состава исполкома партии, заявив, что будет впредь рядовым ее членом.
Однако это его решение было кратковременным. Вскоре он понял, что оно было гласом вопиющего в пустыне: движение бывших солдат превратилось уже в союз сил, стремившихся разгромить демократию и превратить страну в фашистское государство. Куда бы ни шла партия, он должен был оставаться ее лидером. Поэтому в ноябре 1921 года он пошел на непростой мир с воинственно настроенными элементами в партии.
Вслед за этим последовала целая серия бескровных акций — своеобразная репетиция предстоявшего спектакля. Три года тому назад установление контроля над коммунальными сооружениями и предприятиями — светом, телефоном и водой — помогло Ленину и Троцкому овладеть Петроградом. Муссолини решил воспользоваться этим опытом. Пробным камнем стала Равенна: в сентябре 1921 года 3000 фашистов во главе с Бальбо овладели городом на Адриатике. 12 мая 1922 года настала очередь Феррары: 63 000 чернорубашечников захватили все командные пункты города, Бальбо же с пистолетом в руке сместил префекта, располагавшегося со своей администрацией в замке шестнадцатого века. Через семнадцать дней 20 000 человек захватили и удерживали в течение пяти дней Болонью, устроив свой бивуак под колоннадами, затем ушли, придя к выводу, что город может быть взят.
В августе 1922 года, когда социалисты объявили всеобщую забастовку, Муссолини предъявил ультиматум правительству Факты: либо правительство прекращает эту забастовку, либо это делает он. Поскольку власти проявили нерешительность, фашисты остановили движение поездов и трамваев, затем от Таранто до Мерано заполыхали более ста штаб-квартир социалистов.
Тон заявлений Муссолини стал тверже. 11 августа он провозгласил:
— Подготовка к маршу на Рим начата. А 19 августа добавил:
— Век демократии прошел.
Д'Аннунцио, услышав об этом, воскликнул в ужасе:
— Рим, Рим, неужели ты сдашься какому-то убийце и палачу?
Премьер-министр Факта предложил ему прибыть в Рим 4 ноября, в день прекращения военных действий, во главе колонны ветеранов — инвалидов войны.
Когда это известие дошло до Муссолини 24 октября во время заседания конгресса партии в Неаполе, он решил, что не даст этому лысому поэту украсть его славу. Дуче поручил генералу де Боно, Бальбо, Бьянчи и де Веччи срочно разработать план марша на Рим. Началась борьба за власть.
Послевоенный хаос, боязнь большевизма, взлет и падение шести правительств за три года — все это помогло Муссолини, который 30 октября 1922 года стоял перед королем во дворце Квиринале как шестидесятый премьер-министр страны.
Уже через двенадцать часов Муссолини провел первое заседание кабинета министров в своих апартаментах на втором этаже гостиницы «Савойя». Промежуточное время он использовал для наведения порядка в городе. В час пополудни начался пятичасовой марш фашистских отрядов по улицам Рима — от площади Пополо к площади Венеции по узкой улице Корсо-Умберто и затем мимо дворца Квиринале, с балкона которого король отдал им салют. Во главе колонны шел здоровенный чернорубашечник, размахивая пальмовыми ветками — символом победы.
Триумф этот продолжался не долго. Получив донесения о беспричинных беспорядках и нападках на социалистов, Муссолини тут же направил распоряжение главе города Джино Кальца-Бини: «Примите совместно с начальником полиции меры по избежанию кровопролития».
К уходящему в отставку премьеру Факте он послал личную охрану в количестве десяти крепких чернорубашечников, напомнив им:
— На этой войне он потерял сына. Смотрите, чтобы ни один волосок не упал с его головы.
Когда начальник римской Центральной железнодорожной станции доложил о невозможности вывезти из города в течение двадцати четырех часов шестьдесят тысяч устраивавших шум и гам фашистов, Муссолини холодно ответил ему:
— Вычеркните из своего словаря слово «невозможно».
Настало время встречи друзей. Итало Бальбо, прибывшему на следующее же утро, он ничего не сказал, молча обняв. Дино Гранди, приложившему все силы для организации марша, сказал с упреком:
— А ты ведь не верил в мою звезду. Сейчас я не могу включить тебя в состав правительства — это не понравится многим чернорубашечникам.
Джузеппе Мастроматти, своего личного представителя в Перудже, Муссолини встретил спокойно. Когда же тот высказал мнение, что настоящая революция призывает браться за кинжалы, Бенито медленно покачал головой и возразил:
— Нет. За кровь приходится платить кровью — а я не хочу окончить свою жизнь подобно Кола ди Риенци.
Уходя из апартаментов, Мастроматти вспомнил о судьбе римского тирана четырнадцатого века, находившегося у власти всего несколько месяцев, когда взбунтовавшаяся чернь тащила его окровавленного по улицам города к церкви Сан Марчелло, чтобы повесить там за ноги.
Тогда, 30 октября 1922 года, в гостинице «Савойя» казалось, что подобная история в жизни человечества никогда более не повторится.
Глава 3
«Трупы под моими ногами»
Ноябрь 1922 года — декабрь 1924 года
Скрипя тормозами, черная «изотта-франчини» повернула к дворцу Виминале, в котором располагалось министерство внутренних дел. Не успел шофер премьера открыть дверцу машины, как Муссолини выпрыгнул из нее. За ним следовал заместитель министра Джиакомо Асербо. Перескакивая сразу через две ступени каменной лестницы у фасада здания, дуче приблизился к привратнику с серебряной булавой, одетому во фрак и петушиную шляпу. Тот сразу же отдал ему честь.
Войдя в кабинет министра, Муссолини, вместо приветствия, произнес:
— Мне очень жаль, синьор, что вы нездоровы. Бюрократ, которых было довольно много в те ноябрьские дня 1922 года, попался в ловушку.
— Ваше превосходительство, видимо, ошибается, — запротестовал он. — Я чувствую себя превосходно.
— Тогда, — возразил сердито Муссолини, ударяя кулаком в свою раскрытую ладонь, — потрудитесь объяснить, почему вы пришли на работу в одиннадцать часов, тогда как официальное начало рабочего дня — в девять часов утра.
