«Одинокий волк», так называли его фашистские лидеры, в 1924 году предпринял шаг, который был воспринят ими как предательство всего того, что символизировал марш на Рим.
- Имеется только одна возможность спасти Италию, — сказал он удивленному журналисту-социалисту Карло Сильвестри, — это пойти на сотрудничество со всеми партиями, и прежде всего — с социалистами.
Сказанное с быстротой молнии распространилось в палате депутатов. Сидевшие в баре быстро допивали сухое вино. Кто-то крикнул:
— Поторопитесь, выступает Маттеотти, можно ожидать фейерверка.
Когда опоздавшие вошли в зал, то увидели удивившую всех сцену, освещенную солнечными лучами, проникшими сквозь потолочные стекла. Более пятисот депутатов нового созыва топали ногами, свистели и отпускали язвительные замечания. А за трибуной стоял депутат-социалист Джиакомо Маттеотти, терпеливо ждавший, когда шум в зале уляжется. На стенных часах и календаре были видны исторические 4 часа пополудни 30 мая 1924 года.
И вот голос Маттеотти зазвенел металлом:
— В связи с тем, что нынешние выборы следует считать недействительными, так как правительство не посчитало нужным учесть мнение избирателей, составившее большинство в четыре миллиона голосов, мы заявляем свой протест…
В зале послышался громкий ропот. Фашистские депутаты стали ритмично хлопать крышками своих столиков, выражая классическим способом свое неодобрение и несогласие. Многие при этом поглядывали на Муссолини, который, как и всегда в кризисные моменты, не выражал никаких эмоций. Он сидел неподвижно, подперев руками свое лицо, застывшее как маска.
Председательствующий Энрико де Никола ручным звонком призывал к тишине.
Маттеотти снова перешел в атаку.
В течение пяти лет сорокадевятилетний Джиакомо Маттеотти был назойливым слепнем для фашистской партии. Сын богатых землевладельцев, он стал убежденным социалистом, холодного, аналитического склада ума которого фашисты побаивались, пытаясь помешать его выступлениям перед массами как хорошего оратора. В Палермо, где рестораторы боялись фашистских репрессий, если бы они стали его обслуживать, он остался голодным. В Ферраре, отказавшись от эскорта карабинеров, ему пришлось покинуть город перемазанным угольной пылью и плевками. Но, даже будучи похищенным в родном Ровиго, когда его стали мучить, вставляя зажженную свечку в прямую кишку, Маттеотти остался непреклонным и непобежденным.
«Буря», как прозвали его коллеги, через несколько дней был во дворце Монтечиторио, где проходили заседания палаты депутатов, и, просматривая прессу, карандашом в серебряной оправе делал заметки, направленные против фашистов.
За восемь недель до этого, 6 апреля, Муссолини утвердил новый закон о выборах, который был воспринят фашистами с воодушевлением, так как обеспечивал им необходимое преимущество. Партия, получившая на этих выборах большинство голосов, — не менее двадцати пяти процентов от общего числа избирателей, — могла рассчитывать на две трети мест в парламенте. Фашисты, получившие 4 500 000 голосов против 3 000 000 голосов оппозиции, претендовали на 374 места. Вот против такого вердикта и выступал Маттеотти, проявляя все свое ораторское искусство.
И он приводил примеры явного нарушения выборов фашистами. Так, из 100 кандидатов-социалистов 60 не имели возможности вербовать своих сторонников перед выборами даже в собственных округах. Один кандидат был застрелен в квартире, когда собирался идти в свое учреждение. Пятнадцать первых избирателей, отказавшихся голосовать за фашистов, были выброшены-с поезда на ближайшей же станции. Помещения и имущество социалистов, уничтоженные фашистами, оценивались в миллионы лир.
- Ни один итальянский избиратель не мог свободно выразить свое волеизъявление, — возвысил голос Маттеотти. — Премьер возложил обеспечение порядка на избирательных участках на фашистскую милицию.
В зале начался ад кромешный. На скамьях фашистских депутатов многие вскакивали, размахивая бумагами и кулаками.
— Вы дискредитируете палату, — крикнул один из фашистов.
— Тогда вам следует распустить парламент, — спокойно возразил Маттеотти.
Роберто Фариначчи впервые за все время подал голос, произнеся с яростью:
— Сматывайся, или мы сделаем то, чего до сих пор не сделали!
— Тогда вы исполните только свою работу, — холодно ответил Маттеотти.
— Мы заставим тебя заговорить по-иному, — заорал Фариначчи.
Маттеотти, бледный, но решительный, скрестив руки, спокойно ждал, пока утихнет гвалт.
— Мы стоим у власти и намерены ее удерживать, — бросил ему кто-то из фашистов.
Маттеотти обратился к депутатам:
— Я привожу факты, и нечего создавать шум — либо они соответствуют действительности, либо докажите, что они неверны.
Муссолини продолжал сидеть молча и неподвижно. Его тщательно продуманный план поглощения социалистов одновременно с роспуском милиции и большого совета рушился. Твердолобые фашисты дезавуировали в
1921 году его пакт о примирении с социалистами, но он не собирался отказываться от этой идеи, хотя в октябре
1922 года приглашенные им на высокие посты представители левого крыла Луиджи Эйнауди и Луиджи Альбертини отказались от предложения. Муссолини понимал, что для эффективного управления государством ему нужны социалисты. Теперь же, после выступления Маттеотти, ему было бы чрезвычайно трудно убедить партийных экстремистов в необходимости привлечения социалистов к работе кабинета министров. Да и социалисты, получившие новые подтверждения террора фашистов, вряд ли пойдут на компромисс.
Звонок в руках де Николы трезвонил без умолку, а в отдаленных уголках палаты фашисты и социалисты начали между собой драку, нанося удары кулаками и ногами и пытаясь руками душить своих противников.
— Уважаемые коллеги, прошу занять свои места, — взывал к ним де Никола.
Боясь крови, он обратился затем к Маттеотти:
— Закругляйтесь, не надо провоцировать беспорядок.
Но непреклонный Маттеотти хотел быть услышанным и возразил:
— Это почему же? Вы, наоборот, обязаны обеспечить мое право на выступление.
Когда же де Никола попросил его говорить поосторожнее, Маттеотти вспылил:
— Я буду говорить так, как это предусмотрено парламентским правом.
И он продолжил свое выступление, хотя стенографисткам было трудно слышать то, что он говорил, из-за продолжавшегося гвалта. Выступление, на которое он планировал затратить двадцать пять минут, продолжалось все девяносто. Каждый приводимый им факт он подтверждал источниками, так что в их правоте сомнений не оставалось. Вот вкратце то, о чем он говорил.
Печатные органы социалистов уничтожены, вся выборная публикация сожжена. Молодые двадцатилетние люди голосовали вместо шестидесятилетних. Регистрационные карточки лиц, побоявшихся прийти на голосование, использовались фашистами под различными именами, что легко доказать, так как почерк везде одинаковый.
Говорить ему приходилось с трудом, ибо шум и крики в зале продолжались и даже нарастали.
— Заткнись! — завопил железнодорожный босс Эдоардо Торре. — Мы не собираемся терпеть эти оскорбления!
Несколько здоровенных фашистов бросились к трибуне, чтобы стащить с нее выступавшего.
Тем не менее Маттеотти невозмутимо закончил свое выступление словами:
— В связи с вышеизложенным мы требуем аннулирования результатов выборов.
Возвратившись на свое место, он сказал своему коллеге, депутату Эмилио Луссу:
— Я сказал то, что должен был сказать. Все остальное меня не беспокоит.
Как бы шокированный собственной безрассудной смелостью, добавил, обращаясь к депутату Антонио
