1940 года их союзник Бенито Муссолини предпринял нечто, представлявшее прямую угрозу интересам «оси».
В 9 часов утра фюрер прибыл на своем бронированном поезде, состоявшем из девяти вагонов, на центральный вокзал Болоньи. Он направлялся во Флоренцию и позвонил туда по железнодорожному телеграфу. Оказалось, что он опоздал на два часа, не успев остановить Муссолини, вторгшегося со своими войсками в Грецию.
Как вспоминал потом Пауль Шмидт, Гитлер был в бешенстве. Он только что провел девятичасовую встречу с генералом Франциско Франко в Хендее, на франко-испанской границе, пытаясь склонить того к вступлению в войну или же добиться его разрешения немецким войскам ступить на испанскую территорию, но Франко отклонил и то и другое.
— Я лучше позволю вырвать себе три, а то и четыре зуба, чем провести еще раз подобные переговоры, — бушевал Гитлер.
В нескольких часах езды до Берлина ему сообщили о катастрофическом намерении дуче.
Шмидт вспомнил фразу, вычитанную им в какой-то детективной книге: «Полиция поспешила к месту происшествия».
Прошлым вечером за ужином Риббентроп так оценил складывающуюся обстановку:
— Итальянцы ничего не смогут сделать с греками в период осенних дождей и зимнего снега. Поэтому фюрер намерен во что бы то ни стало предотвратить эту дурацкую затею.
Муссолини сбил с толку Гитлера на целых четыре месяца. Он полагал, что дуче объявил войну 10 июня для того, чтобы нанести скрытно подготовленные удары по Корсике или Тунису, но тот не предпринимал ничего в течение одиннадцати дней. Боевые действия не вели ни флот, ни авиация, поскольку Муссолини дал указание Бадолио:
— Я не намерен предпринимать что-либо новое.
И только 21 июня, на следующий день после установления перемирия между Германией и Францией, итальянские войска перешли французскую границу на участке от Монблана до моря, имея указание не открывать огонь первыми.
Войска, в летней форме одежды, несли потери, однако не от французских пуль и снарядов, а от суровых климатических условий Французских Альп. За эту двухдневную кампанию Муссолини заплатил довольно дорого: 800 солдат погибли и 3200 были госпитализированы.
О своем намерении напасть на Грецию на встрече обоих диктаторов на Бреннерском перевале 4 октября Муссолини не сказал ни слова.
— Если он намеревается начать боевые действия против бедной маленькой Греции, — задал Гитлер Кейтелю риторический вопрос, — то почему бы ему не атаковать Мальту или Крит? По крайней мере, в этом был бы какой-то смысл в плане войны против Англии в Средиземноморье. Никто из них не мог объяснить психологическую причину такого поступка Муссолини, которая заключалась в мании преследования, сложившейся у дуче к тому времени.
На их бреннерской встрече Гитлер даже не упомянул о запланированном им через три дня вторжении в Румынию. А ведь еще в середине августа фюрер предупредил его против любых боевых действий на Балканах. Известие об оккупации немцами Румынии привело Муссолини в ярость.
— Гитлер всегда ставит меня перед совершившимся фактом! — с гневом произнес он Чиано 12 октября. — На этот раз я заплачу ему той же монетой. Из газет он узнает, что я оккупировал Грецию. Таким путем будет восстановлено равновесие.
Хотя дуче и преследовал важные стратегические цели — порты Греции были необходимым звеном для совершения нападений на британские конвои в Египет, — мальчишеский импульс взял в нем верх над всеми другими факторами.
Глупое недомыслие усматривали в этом походе и другие люди, среди которых был Пьетро Бадолио. Он понимал, что четыре итальянские дивизии, действуя против пятнадцати греческих, ничего не могут добиться: для обеспечения успеха требовалось не менее двадцати полнокровных дивизий. Муссолини рассчитывал, что этот недостаток будет восполнен действиями итальянской пятой колонны. Бадолио, высказавшийся вначале отрицательно по поводу намечавшегося вторжения, затем уже на своем мнении не настаивал, хотя и не был убежден доводами дуче. И кампания, спланированная за одну ночь бывшим младшим унтер-офицером Бени-то Муссолини, началась.
Когда Бадолио попытался напомнить, что, согласно союзническим обязательствам, надо бы сообщить об этом немцам, Муссолини вспылил:
— А сообщили ли они нам о Норвегии? Сказано ли что было о Западном фронте? Они поступают с нами, как если бы нас вообще не было.
— Я не буду считать себя итальянцем, — заявил далее дуче, — если войска станут испытывать трудности, ведя боевые действия против греков.
Он рассчитывал, что вся кампания продлится не более двух недель. Когда же ему сообщили, что Греция имеет под ружьем 250 000 человек, он прислушался к тем, кто утверждал: боеспособны там не более 30 000. Исходя из планов Гитлера в отношении Балкан, Муссолини демобилизовал из армии 300 000 человек.
Ни малейшего следа сомнений не было видно на лице дуче, когда он 28 октября появился на платформе железнодорожной станции Флоренции, чтобы встретить Гитлера. Только 22 октября он написал фюреру, сообщая о намечавшейся акции, не называя, однако, точной ее даты. По иронии судьбы дата приезда Гитлера во Флоренцию совпадала с датой начала его вторжения в Грецию.
Когда поезд фюрера, громыхая на стыках рельсов, подошел к платформе, Муссолини дал знак оркестру карабинеров, состоявшему из шестидесяти человек, и тот заиграл итальянский королевский марш, забыв, кого встречали.
Резко повернувшись на каблуках, Муссолини замахал руками, и оркестр перешел на германский национальный гимн. В окне вагона показался фюрер с натянутой улыбкой, и Муссолини по красной ковровой дорожке пошел ему навстречу. В духе фашистских военных сводок дуче приветствовал Гитлера:
— Фюрер, мы — на марше! Победоносные итальянские войска пересекли сегодня на рассвете греко- албанскую границу!
Когда диктаторы пожали друг другу руки и направились на предварительную беседу в специально подготовленное неподалеку помещение, фюреру стали очевидны недостатки Бенито Муссолини как союзника. Первыми его словами, обращенными к дуче, как он потом рассказывал Кейтелю, были:
— Результатом может быть лишь военная катастрофа.
Но ни тот, ни другой не могли предвидеть, что этим безрассудным поступком Бенито Муссолини обрек на гибель не только Третий рейх, но и собственный фашистский режим.
В течение нескольких недель слабо оснащенные войска дуче отступали и оказались прижатыми к морю в портах Дуррес и Влера. Чтобы помочь им и сохранить свое господствующее положение на Балканах, Гитлер бросил против Греции 680-тысячную армию, прошедшую по территориям государств-марионеток Румынии и Болгарии. Однако отважные югославы не смирились с ролью вассалов, отведенной им по Тройственному пакту, оказав сопротивление, в результате чего Гитлер принял решение разгромить их и сменить заодно приоритеты. План «Барбаросса» предусматривал цель поставить русского партнера на колени [3]. Начиная русскую кампанию, Гитлер рассчитывал, что после 22 июня ему вполне хватит времени, чтобы закончить все до наступления кошмарной русской зимы с ее морозами.
Итальянцы понесли в Греции значительные потери: 20 000 погибших, 40 000 раненых, 18 000 обмороженных и 26 000 пленных.
Тысячи итальянцев, тайно настраивавших свои приемники на лондонские радиопередачи, услышали новый куплет популярной в довоенное время песенки о падающей Пизанской башне, посвященный их лидеру:
Какой сюрприз для дуче, дети, Преподнесли недавно греки. Ведь он остался без спагетти — Не помогли моря и реки.
Рашель нежно, но настойчиво потрясла своего мужа за плечо. В 3 часа ночи раздался ужасно громкий телефонный звонок. Звонил взволнованный принц Отто фон Бисмарк, полномочный министр, прямо из немецкого посольства в Риме. Бенито, кряхтя и ворча, поднялся, посмотрев на свет прикроватной
