двора, стал ею размахивать, как флагом перемирия.
Сквозь гул самолетов Клара услышала его возгласы:
— Пошли ко дворцу Венеция с белыми флагами. Надо кричать: «Достаточно, остановитесь! Мы — на вашей стороне! Мы — мирные люди, добрые люди! Мы оцениваем происходящее, как и вы!»
Ни один мускул не дрогнул на лице Адольфа Гитлера. Он пристально смотрел в одну точку, даже не взглянув на Муссолини, с застывшей улыбкой на губах, как человек, обладающий терпением и напрочь лишенный латинского темперамента.
Муссолини возбужденно потребовал детального доклада, и секретарь де Цезаре сообщил, что на всех дорогах, ведущих в Рим, создались заторы, а связь прервана.
— Потребуйте немедленного соединения, — недовольно воскликнул дуче.
Де Цезаре исчез. В течение длительного времени оба диктатора молча смотрели друг на друга не двигаясь. Вдруг, как бы обращаясь к толпе на стадионе, Гитлер провозгласил:
— Германии потребуется пятьдесят лет для возрождения. Рим же не возродился. Об этом свидетельствует история.
Затем, несколько успокоившись, подвел итог:
— Производство танков, как я уже сказал, будет нужным и полезным делом…
Три человека, подобно членам трибунала, стояли у двери, намереваясь остановить Муссолини, когда он станет выходить из помещения. На какой-то момент дуче задержался в проеме двери, сказав:
— Я весьма расстроен тем, что оказался вдали от столицы в такое время. Мне хотелось бы, чтобы римляне полагали…
Дино Алфиери с трудом сдерживал себя. Все утро, вплоть до известия о налете авиации союзников на Рим, Муссолини позволял Гитлеру верховодить. Дино полагал: римляне посчитают, что дуче специально удрал из города.
В час дня, когда гитлеровский шеф протокола объявил о перерыве на обед, посол возбужденно сказал Бастиани:
— Так далее продолжаться не может.
Бастиани, ветеран марша на Рим, согласно кивнул. Они тут же попросили разыскать генерала Амброзио.
— Муссолини следовало бы, по крайней мере, прервать Гитлера, — были первые слова, произнесенные им, как только он появился.
У Амброзио были веские причины для недовольства. В течение целого часа после появления де Цезаре Муссолини сидел молча, слушая, как Гитлер на повышенных тонах распекал итальянцев, оборонявших Сицилию, называя всех — от генералов до рядовых — некомпетентными людьми и трусами.
— Если 400 итальянских самолетов были уничтожены на аэродромах, стало быть, аэродромная служба была организована из рук вон плохо, — кричал он. — Тех же, кто покидал артиллерийские позиции, когда у орудий оставался хоть один снаряд, следовало расстреливать на месте.
То, что произошло на Сицилии, не должно более повториться, — бушевал он.
Поскольку Муссолини не произнес ни одного слова в защиту собственных войск, все трое смотрели на него осуждающе.
— Никто в Риме не подумает, что вы специально сбежали, — заверил его Алфиери, — но римляне, да и все итальянцы ожидают, что эта встреча принесет ощутимые результаты. Обвинения фюрера грубы и несправедливы. Вы, дуче, должны взять инициативу в свои руки и перейти в контрнаступление.
Алфиери подчеркнул, что у Муссолини не будет более подходящего случая, чтобы прояснить обстановку. Сколь еще долго Италия должна оставаться бастионом Третьего рейха? К тому же он слышал, что армия не в состоянии оказывать эффективное сопротивление противнику более одного месяца.
— Я согласен с этим высказыванием, — поддержал его Амброзио, — и говорил уже об этом дуче.
Затем Алфиери добавил: ситуация трагична, и это следует понимать. Самым лучшим выходом из положения было бы заключение сепаратного мира, чтобы сохранить государство. Генерал Амброзио был даже более резок, заявив, что у дуче имеется в распоряжении не более пятнадцати дней, чтобы вывести Италию из войны.
Муссолини жестом предложил им сесть. Голос его дрожал от эмоций. Эта проблема занимает его уже долгое время, сказал он троице, но решение ее непростое.
— В один прекрасный день мы передадим свое обращение к противнику. Каков, однако, будет результат?
И сам ответил на свой вопрос: «Италии будет предложена капитуляция». Потом задал вопрос:
— Говорить о сепаратном мире легко и просто. Но какова будет реакция Гитлера? Не думаете ли вы, что он разрешит нам просто так действовать самостоятельно?
В этот момент вновь появился де Цезаре, сообщивший, что фюрер ожидает Муссолини в своей обеденной комнате.
Когда дуче поднялся, Алфиери сказал напоследок: — Только вы можете найти решение этого вопроса! Только вы найдете выход из создавшегося положения. Но при этом надо исходить из того, чтобы Италию не постигли новые бедствия.
В два часа пополудни, когда пыль после бомбежки немного улеглась, в Сан-Лоренцо появился сам Папа Пий XII. Впервые после июня 1940 года его черный «мерседес» с ватиканским желто-белым флажком появился в городе.
Хотя об этом ничего не было сказано, люди знали, что Папа направлялся в церковь без стен с колокольней, возведенной в тринадцатом веке. Во всем районе возвышалось лишь несколько колонн и полуразвалившихся построек. Пий с трудом пробирался сквозь нагромождение камней и битого стекла.
На ступенях базилики он остановился, озирая Сан-Лоренцо. До него доносилась вонь горевших дерева, пластика и резины. На улицах и во дворах лежали трупы более семисот, по другим данным — тысячи двухсот погибших. Число раненых превышало 1200 человек. Женщины копошились в руинах, мужчины пытались разобрать завалы. Священники склонялись над умирающими. Спасатели с носилками подбирали трупы и раненых. Когда Папа стал читать молитву и благословлять быстро собравшуюся толпу, многие встали на колени, чтобы поцеловать края его одежды. Некоторые из них потом вспоминали, что она была запятнана кровью умирающих.
В толпе послышались крики: «Да здравствует Папа!», «Да здравствует мир!».
В этот момент в Сан-Лоренцо появился король Виктор Эммануил III.
Несмотря на глубоко надвинутую фуражку и серо-зеленую форму маршала империи, люди узнали его. В свои семьдесят шесть лет король выглядел старше — лицо все в морщинах, белые как снег усы, дрожавшая челюсть. За три года войны он почти стал чужим для народа, ведя уединенную жизнь в своем поместье.
Все утро король стоял у окна виллы Ада, прислушиваясь к звукам далеких разрывов бомб, сжимая и разжимая кулак левой руки. События подталкивали его к принятию решения, которого он до того времени избегал. Две недели тому назад, возвратившись в Рим, он встретился с генералом Амброзио. Разговор с ним, да и секретная информация, переданная Марией-Джозе герцогу Акваронскому, принесли свои плоды. Помощник короля генерал Паоло Пунтони впервые отметил, что король заговорил о необходимости смещения Муссолини и введении военной диктатуры во главе с Бадолио. Однако высадка союзников на Сицилии привела его к мысли: если дуче выедет на фронт и будет убит или взят в плен, никакого решения ему принимать не придется.
А может быть, дуче, находящийся в Фелтре, удивит, их всех разрывом с Гитлером? Или же он пронюхает про заговор против себя и совместно с Гитлером лишит его трона? Покинув виллу, чтобы осмотреть последствия бомбардировки, король не пришел еще ни к какому выводу. Но вот теперь жители Сан-Лоренцо подвели его к этому.
Одной из первых его узнала Анджела Фиораванти. Выбравшись из укрытия после того, как самолеты улетели, она увидела, что ее квартира разрушена полностью. Сквозь клубы дыма и пыли за ней следовали близнецы, муж Менотти и тринадцатилетняя Мария вместе с одиннадцатилетней Эльдой. Пробираясь по развалинам, она заметила всего в нескольких метрах от себя короля «с трясущимися руками и отвислой челюстью» от увиденного.
