— Подчиненному остается лишь выполнить приказ своего начальника, — соглашаясь отозвался Валентинов и доброжелательно посмотрел на адъютанта.
— Надеюсь, что разрешены все ваши надежды и сомнения, капитан, — как бы подводя итог встрече со старшим лейтенантом Жигалевым, заключил командарм. — Ну, бывай, гвардии капитан Жигалев!..
Смакуя глоток крепкого дымящегося кофе и надкусив бутерброд с кетовой икрой, Переверзев, сказал насторожившемуся начштаба.
— Генерал армии предупредил меня как командующего армией о возможных террористических актах со стороны уцелевших в последних боях отрядов эсэсовцев, кочующих в лесных районах ее дислокации. Кроме того, в результате осуществления прорыва нашими войсками обороны противника автоматически включаются в активную борьбу с нами на партизанской основе подразделения особой бригады спецназа, имеющей в списочном составе с бору по сосенке: эсэсовцев, ярых представителей националистов из дивизии «Галиция», разный уголовный люд. К ней, бригаде спецназа, имеют прямое отношение службы безопасности и гестапо армейской группы «Феникс». Шефом и вдохновителем является оберштурмбанфюрер СС Крюгер. Один из наших давних знакомых. Надеюсь, вы помните эту фигуру, Иван Данилович?
Генерал Валентинов ответил кивком головы.
— Готовя нашим тылам удар в спину, бригада фашистов наметила район для своего расквартирования — треугольник населенных пунктов: Сорочья Падь — Стрекалино — Станичка. Разумеется, это пока ориентировочные данные.
— Товарищ командующий, — очень внимательно выслушав Переверзева, обратился генерал Валентинов, — разрешите задать один беспокоящий меня вопрос?
— Прошу, Иван Данилович.
— То, о чем вы говорили — понятные вещи и, естественно, по всем направлениям будут приняты соответствующие контрмеры. Но для разведгруппы Черемушкина, рейдирующей в этих районах проблема выжить весьма сомнительна… Я правильно понимаю ситуацию?
— Крайность — это не самая лучшая позиция, генерал. Майор Черемушкин как разведчик бывал и в худшем положении, однако, выходил победителем из более сложных и опасных ситуаций. Я лично сам буду глубоко сожалеть, если ваши слова в чем-то окажутся пророческими. Ежедневно в армии гибнет не одна тысяча человек. И все они, эти люди, по-своему прекрасны и мудры… И давайте, Иван Данилович, не будем сейчас об этом. — Он извлек из верхнего кармана френча узкий, схожий с телеграфным бланком синий листок бумаги. — Из соседней армии о гибели моего племяша…
Оба помолчали.
— Мне кажется, Иван Данилович, мы не закончили наш разговор, и я чувствую ваш настрой на продолжение, чтобы во все внести ясность.
— Если хотите знать мое мнение, товарищ командующий, то следует добавить: противник начинает серьезно нервничать, чувствуя, что его передний край на всю глубину эшелонированной обороны основательно засвечен русскими. Что касается блокированной разведгруппы Черемушкина: помочь ей из-за вынужденного радиомолчания довольно сложно. Пожалуй, этим, товарищ командующий, разрешите ограничится.
— Что вы, Иван Данилович, все, товарищ командующий, да товарищ командующий! Обижаете! Мы не на людях. Приятней в этакой обстановке слышать: Георгий Севастьянович. Так-то, уважаемый Иван Данилович.
— Виноват. Сию минуту исправлюсь, — мягко улыбнулся собеседнику Валентинов.
— Хотел познакомить вас, Иван Данилович, с одной цидулькой начальника оперативного управления генерального штаба рейха Хозингера, взлетевшего под покровительством фюрера. Правда, подобная схема уже работала. Очевидно, вы знакомы с ней, и это лишь повтор в несколько сокращенном и измененном виде. Он воскрешает формирование механизма тайной войны, иезуитского вероломства рыцарей плаща и кинжала. Подобному роду документам определенные круги в армии уделяют надлежащее внимание. Хотя… возьмите и прочтите сами.
Начальник штаба взял из рук командующего небольшого формата лист бумаги розового цвета с грифом «Совершенно секретно». Отпечатанный мелким готическим шрифтом он гласил:
«…в эти команды следует отбирать солдат с учетом их прежней профессии (лесников, полицейских, егерей охотничьих хозяйств-угодий и других авантюристически настроенных лиц), которые могут широко ориентироваться на любой местности и принимать быстрые и верные решения. Действия таких разведчиков можно сравнивать с детской игрой в индейцев или сыщиков-разбойников. Любители всех званий представляют в этом деле особую ценность… Охотники и истребители советских военнослужащих должны применять гибкую тактику, используя известные приемы, и находить новые способы (выход на позиции ночью, полная скрытность передвижения, засады на лесных дорогах и тропах). Проявлять к противнику неуместную жалость — значит ставить под угрозу жизнь наших солдат на фронте… Если ягдкоманда, выходящая на позицию или устроившая засаду, случайно обнаружена местными жителями, этих свидетелей следует бесшумно ликвидировать. Командирам частей предусмотреть усиленное питание и привилегии для солдат ягдкоманд в получении товаров из военных лавок»…
— Вы правы, Георгий Севастьянович. Текст по сравнению с первым, скажем так — в редакции сорок второго, несколько упрощен, косметически выравнен в смысловом звучании. А если говорить о деятельности вышеупомянутых команд, суть осталась прежней. Словом, представленный документ с бородой. Но его вторичное появление говорит об активизации немецких спецподразделений. Наша армия, ведя наступательные бои, редко оперирует на безлесной равнинной местности. Поэтому считаю, что давно назрел вопрос об организации и с нашей стороны, я имею в виду армию, подразделений спецназа для борьбы с лесными бандитами.
— Что ж, Иван Данилович, вы, как всегда, на высоте. Приказа еще нет, но разговор на данную тему с начальником отдела СМЕРШа, имел место.
— Георгий Севастьянович, мне кажется, что вы зашли ко мне, наверное, не только ради очень нужного нам обоим разговора, но и для того, чтобы заехать в хозяйство Чавчавадзе?
— Ошибаетесь, товарищ генерал. До отъезда остается еще целых пять минут, — сказал Переверзев, подходя к небольшому окну, выходящему на пыльную, полнущуюся июньским зноем сельскую улицу. Он резко отодвинул в сторону цветастую ситцевую занавеску. Напротив с солдатами в кузовах, готовые к движению, стояли два колесных бронетранспортера, а между ними — небольшой приземистый броневичок с задиристо торчавшим из башенки тонким стволом танкового пулемета. Как бы поясняя, командарм продолжил:
— Десант на бронетранспортерах — усиленный пехотный взвод. В броневичке мы, как у бога за пазухой. В случае чрезвычайной обстановки сяду за пулемет. Вы же, Иван Данилович, на подхвате. Не коробит новое назначение?
— Я У вас за Санчо Пансо буду. Великолепная роль!.. Вперед, товарищ командующий! — Охотно поддерживая приподнятое настроение командарма, отозвался Валентинов, снимая с гвоздя, вбитого в стену, автомат «ППШ» с круглым диском. Затем взял две гранаты Ф-1 и, выдвинув ящик стола, как-то по-детски улыбнувшись, взял и кобуру с пистолетом «ТТ».
— Вы что, в бой собрались ринуться? — с иронией осведомился Переверзев.
— Георгий Севастьянович, это давняя привычка действует безотказно: что в личном хозяйстве — все пригодится. А впрок — избави Бог! — ничего не беру.
— А я, — только это. — Командарм похлопал ладонью по деревянной кобуре своего новенького, освобожденного от заводской смазки маузера. — Да, пожалуй, прихвачу с собой «шмайссер».
— Вы что же, на охоту собрались, товарищ генерал-лейтенант? — с легкой ехидцей спросил Валентинов.
— Как всегда вы правы, генерал. Дорога приносит порой неожиданные сюрпризы.
Крошечная колонна боевых машин с резвостью гончих покинула населенный пункт и лесной опушкой, по накатанной дороге, направилась на юго-запад.
— Я хотел вам сказать, напомнить о человеке, которого уже нет и которому никогда не быть с нами. Эта была талантливая личность со стальной волей.
— Кто же этот человек? — чуть раскачиваемый броневиком спросил Переверзев.
— Федор Карзухин. Наш разведчик, имевший крепкие корни в обшей системе войсковой организации
