– Люба?! Чего с тобой такое?!
– Родила вроде…
– Кого?!
– Не знаю еще…
Люба отодвинула судорожно сжатые руки от живота.
– Девка! – радостно сказал Феоктист. – А голая-то чего девка твоя? Ну-ка, давай в ватник завернем. Стой, пуповину тряпкой надо перевязать.
– Оторви от рубахи на подоле. Она чистая, только что выдали.
– А ты чего стоишь-то? – сказал Феоктист. – В ногах правды нет. Пуповину сама перекусишь?
– Ой, нет, я боюсь.
– Рожала, так не боялась. Э-эх! Ради такого дела…
Феоктист извлек из кармана флакон одеколона «Троя», набрав полный рот, долго полоскал рот и горло, а затем с горестным видом, но решительно выплюнул на снег.
Когда пуповина была откушена и перевязана тряпицей, а девочка завернута в ватник, Феоктист несмело попросил:
– Дай девку подержать?
Он благоговейно прижал сверток к груди.
– Надеждой назовешь?
– Почему? – удивилась Люба. – Лавандой.
– Что это за имя такое?
– Феоктист, хочешь быть крестным? Будет у тебя крестница.
– Крестница? – обрадовался Феоктист. – Да как же это? Я ведь всю жизнь один?
– А теперь – не один.
– Спасибо, Люба.
«Любушка!! – заголосила сзади запыхавшаяся коляска. – Еле нашла! Ты чего меня бросила?»
«Ты что, одна приехала?» – засмеялась Люба.
«Сама удивляюсь. Гляжу, Любушка мимо меня бежит! Колеса-то вдруг так меня и понесли. Дите-то где? Девочка? Слава тебе господи! Махонькая такая, а личико-то – вылитый Николай! – возбужденно гомонила коляска. – Любушка, да ведь ты на своих ногах стоишь!»
– Если я родилась инвалидом, то это вовсе не значит, что я инвалидом и умереть должна, – весело сказала Люба и посмотрела на небо.
Из жидко-серого оно медленно, словно где-то вверху опрокинули пластиковый стаканчик растворимого кофе, стало прозрачно-коричневым. Тихим и неподвижным, как воды реки, пахнущие прелой осенней листвой. Люба села на корточки и опустила руки в холодную воду.
– Люба, Люба… – позвал из воды Колин голос.
– Любушка, – откуда-то издалека кричали Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович.
Люба улыбнулась и протянула руки к дочке, Лаванде Николаевне.
Примечания
1
Здесь и далее стихи Марины Марзан.