Мама поглядела на дочь, на гостя, взялась за пальто:
– Ох, я ворона-кума, забыла Лидуше ромашки купить. Придется еще раз до аптеки дойти. А вы проходите, проходите в комнату, а то Лидуша босиком на полу…
Женщина вышла, осторожно прикрыла за собой дверь.
Горелый сделал шаг, судорожно обнял Лиду и замер.
Потом опустил руку в карман, нашел Лидину руку, вложил в нее невесомый комочек и прошептал:
– Захар просил тебе передать.
Девушка поднесла руку к груди.
На ладони лежала мелкая морозная цепочка с ажурной морской звездой (впрочем, возможно, это было солнце) и нефритовой сердцевинкой. К кулончику прижалась нанизанная на цепочку большая ярко-красная пластмассовая бусина.
«Захарка сделал для меня бусы смелости?» – растроганно улыбнулась Лида и подняла глаза на Евгения.
Горелый подхватил девушку на руки, донес до диванчика на кухне, усадил к себе на колени, укрыл пиджаком, судорожно обнял и принялся укачивать, как ребенка.
– Что же ты мне сразу не рассказала? – счастливо шептал мужчина.
– Иван, Лизин брат, сказал: квартира принадлежит олигарху, деньги у народа ворованные, – всхлипывала Лида.
– Глупенькая, разве олигархи живут в таких квартирах? Три комнаты с бумажными обоями…
– Откуда мне было знать? Я каждую ночь ждала, что за мной придут… Вещи собрала… Помнишь, тебе под ноги упал пакет с сигаретами? Это я в тюрьму готовилась.
– Маленькая, как ты жила все это время! Сказка о глупом мышонке! Почему этот пакостник сам не пошел грабить чужую квартиру?
– Потому что у меня уродство врожденное: я слышу любой шорох. Ты забыл? Я должна была по звуку определить, где лежат деньги!
– Мышонок, какое же это уродство? Такой уникальный слух – дар небесный! Значит, денежки все-таки не пропали? Я спродюсировал альбом… Как ты сказала? «Мертвый суслик»?
– «Мертвый хорек».
– Хор-рошее название! – хмыкнул Евгений. – Кстати, а как звучат деньги?
– Ну здрасте! А то ты не знаешь: хрустят и шуршат!
– А-а! Хрусты летели и летели! – пропел Горелый и с подъемом заявил: – До завтра я остаюсь у тебя, чтоб опять в какую-нибудь историю не вляпалась, а завтра идем подавать заявление. Срочно, пока ты снова не задумала меня бросить!
– Я не брошу, – заверила Лида.
– Сообщай подружкам, пусть готовятся к свадьбе, выбирай свидетельницу, – скомандовал Евгений.
– У меня всего одна близкая подруга, – растерянно пробормотала Лида. Представила Алину, вздохнула и испуганно призналась: – Но ее на самом деле нет. Она существует только в моих мечтах. Понимаешь, она идеальная: красивая, стройная, умная, необыкновенная. Не то что я…
И Лида украдкой потерла кончик острого, как у эльфа, уха.
Евгений стал целовать Лидин висок.
– Какая же ты глупая, маленькая девочка. Да ты самая красивая в мире!
Щелкнул замок, открылась входная дверь.
Мама вошла в прихожую, глянула на сидящих в обнимку Лиду и Горелого, всплеснула руками и сокрушенно сообщила комоду:
– Ой, я полоротая, а молока-то не купила! Придется опять идти.
И повернулась, собираясь выйти.
– Подождите, не уходите!
Мама обернулась.
Девушка поспешно перебралась с колен Горелого на диванчик.
– Лидочка, ты не сказала, как зовут мою любимую тещу?
– Уж сразу и любимую, – польщенно проворчала мама. – Сорок девять лет уж Ольга Борисовна!
Евгений встал.
– Дорогая Ольга Борисовна, я прошу руки вашей дочери! А также прошу разрешения остаться сегодня в вашем доме на ночь: буду караулить Лидочку. Глаз не спущу: как бы не сбежала до завтрашнего дня. Утром мы поедем в ЗАГС и подадим заявление.
Едва проснувшись, Лида услышала ласковое пение капели.
Она открыла глаза, увидела голубое небо, пронизанное звенящим тысячами колокольчиков солнечным светом.
За окном стоял оглушительный московский гвалт.
Звуки маршировали по улицам, трепетали во влажном весеннем воздухе, трелями взлетали с веток и срывались в лужи, солидно гудели над асфальтом и вибрировали над крышами.
Лида села, надавила пальцами на уши, отпустила…
Звон, смех, гул, стук не исчезли.
Она снова слышала!
Девушка счастливо упала на подушку и с блаженной улыбкой прислушалась к шелковистому шороху свадебного платья, висевшего на спинке кресла.
Она с наслаждением окунулась в шум улицы и вдруг услышала задорное хрюканье поросенка в загончике возле ресторана.
«Ты жив, поросюшка, – ликуя, подскочила Лида к окну. – Тебя не слопали, а просто берегли от мороза? Потерпи до вечера – принесу тебе кусочек тортика!» И она принялась кружиться по комнате с фатой в руках.
…В полдень белоснежный лимузин остановился у въезда на Крымский мост.
Лида и Евгений взялись за руки, прошли вдоль ограды, остановились, любуясь на город, реку, парк.
Между деревьями лежали лоскуты белого снега, но небо сияло перламутром, Москва была как невеста в подвенечном наряде.
Лида сжимала нежно шелестящий букетик крошечных белых роз и слушала, как органными трубами гудят ванты моста.
За темным стеклом лимузина сидела Наталья и пудрилась, глядя в усыпанную стразами пудреницу.
Она взглянула на Лидию, подмигнула, подняла вверх большой палец.
Лиза и Захар, нарядные, в платье принцессы и смокинге, выскочили из машины и с веселыми криками наперегонки помчались к молодоженам.
Лида посмотрела вдаль.
По мосту в колышущихся струях весеннего воздуха шла Алина.
В прозрачно-сером костюме от Шанель, отороченном по рукавам мехом, с гладко забранными волосами и длинным шарфом бирюзового шелка на точеной шее.
Она прошла не поднимая глаз, с загадочной улыбкой, обращенной внутрь себя, и на мгновение встретилась взглядом с Лидой.
– Прощай, Алина, – прошептала Лида.
– Что? – сказал Евгений.
Захар замер, проводил истаивающую фигуру сосредоточенным взглядом, крепко ухватил Лидину ладонь, поднял голову, внимательно посмотрел Лиде в глаза.
Девушка улыбнулась малышу, прижалась к Евгению, прочертила рукой в звенящем воздухе плавную линию, словно старалась дотронуться до летящей над деревьями нежно трепещущей шелковой бирюзовой ленты.
Кто-то дернул девушку за подол.
Это была Лиза.
Девушка подхватила малышку на руки.
Над Москвой плыл колокольный звон и отдавался любовью в сердце Лиды…
