–это заминированная страна. Считается, что почти на каждого афганца приходится по одной мине и, уж конечно, больше одной мины на каждого ребенка. Все последующие годы, десятилетия
Искусственное озеро Шомал около Сароби
Перевал из Сароби до Пянджшира
тысячи афганцев будут по-прежнему гибнуть и калечиться, подрываясь на минах. Потребовались бы миллиарды долларов для того, чтобы очистить эту землю, но уже сейчас ясно, что таких денег Афганистан не увидит никогда.
За прошедшие 21 год мины устанавливали все, кому не лень. От них не было и нет спасенья никому: русским, моджахедам, пакистанцам, талибам. Спускаемся вниз на равнину Капиза. Вдали можно разглядеть очертания города Чарикар и баграмской авиабазы. Слышны глухие отзвуки артиллерийской канонады. Время от времени раздается протяжное, режущее слух хрипение «катюш». Артиллерия Масуда ведет огонь по талибам, чьи позиции расположены по ту сторону реки. Неподалеку появляются моджахеды: это значит, что мы уже на другой стороне фронта. Первое, что бросается в глаза: почти все мужчины вооружены. И не только привычными автоматами Калашникова, но даже и старинными ружьями, которые заряжаются с дула. С оружием через плечо можно увидеть и подростков – своеобразная военная «демократия». К женщинам это не относится – они, как и в Кабуле, с ног до головы закутаны в чадру. Сверху можно увидеть расположение войск Ахмад-шаха Масуда на равнине. До прибытия сюда мне казалось, что он заперт в своем труднодоступном ущелье, но теперь вижу, что под его контролем находится – пока, по крайней мере, – значительная часть равнины. Практически это весь район Капиза и часть равнины от Гульбахара, на подступах к Пянджширскому ущелью, до самого Баграма.
Насколько прочно обосновался на этих землях «Пянджширский лев», сказать невозможно. Совершенно очевидно, что идет война, где противники знают друг о друге почти все. Каждый день шпионы, информаторы переходят линию фронта под видом крестьян, которыми они, впрочем, и являются на самом деле. Почти так же, как и во время войны с советскими войсками. Советские военные никогда не могли с уверенностью сказать, какая территория ими контролируется. Единственные иностранцы, которые присутствуют в данном районе, это все те же итальянские представители гуманитарной организации Эмердженси, которая занимается оказанием медицинской помощи населению.
Женщины ищут работу в госпитале Эмердженси. Госпиталь – единственный след жизни в мертвом городе
Вообще, Эмердженси совершила настоящее чудо: в разоренном Кабуле строится госпиталь, белые стены которого и просторные палаты – единственные следы жизни в мертвом городе. Главный распорядитель Джино Страда смог сделать то, что другим и не снилось: ему удалось убедить талибов, что не мулла должен решать, как лечить и оперировать людей. На другой стороне фронта, у моджахедов, Эмердженси развернула шесть центров «скорой помощи», связанных с госпиталем в Анабе, расположенной вверх по ущелью.
Не часто приходится испытывать чувство гордости за то, что ты итальянец, но в Кабуле, где спасают людей, не задавая лишних вопросов, признаюсь, я чувствовал именно гордость. Госпитали, вспомогательные учреждения построены в Афганистане на пожертвования итальянского народа и на средства, ассигнованные правительством. «Два миллиарда лир плюс стройматериалы на сумму в полмиллиарда», – подтверждает Страда. Но для бурной радости нет ни повода, ни времени. Перед моими глазами стоит лицо маленького Халила, которого я видел в Картесе в госпитале, который пока принадлежит Международному Красному Кресту. Как говорят, это лучший госпиталь во всем Афганистане.
Халил подорвался на мине в районе Бамиана. На вид ему лет шесть. Он навсегда останется слепым и беспомощным – взрывом ему изуродовало лицо и оторвало все пальцы на руках. Тихий жалобный стон доносится из его обожженного рта, все его лицо покрыто грязными бинтами. Чтобы выдержать эту картину, нужна недюжинная сила. Я в себе такой силы не чувствую и отвожу взгляд. Халил слабо кашляет, как бы напоминая, что он все еще там, под зеленым одеялом, на котором следы не только его крови. Я понимаю, что мое сочувствие ничего не изменит в его судьбе. В его положении не остается ничего другого, как уповать на волю Великого Аллаха.
Сколько они ещё продержатся?
Они у власти уже четыре года и ничего не построили. Это поражает. И дело не только в отсутствии средств. Такое впечатление, что древний Кабул, столица гордой страны, победившей англичан, их совершено не интересует. Тем более что их лидер, мулла Мухаммад Омар, не жалует столицу и находится почти безвыездно в родном Кандагаре на земле пуштунов-суннитов. Не слышно, чтобы они строили планы на будущее. Каким они его себе представляют? Тайна за семью печатями. Их взрастили в медресе, исламских школах по изучению Корана в Пакистане, на деньги тех, кто был заинтересован в этом, – торговцев наркотиками.
Кто вооружил талибов, не является тайной. Это секретные службы и военные круги Исламабада. Совсем не обязательно, что они согласовывали свои планы с пакистанским правительством. С самого начала советского военного вмешательства эти круги финансировали, вооружали, обучали моджахедов и покровительствовали им – семи партиям вооруженной афганской оппозиции, находившимся в Пешаваре. Кому-то из них этой помощи перепадало больше, кому-то меньше. Затем советские войска ушли, оставив в одиночестве Наджибуллу, и, наконец, весной 1992 г. моджахеды вошли в Кабул, формально возглавляемые Абдул Хаком, реально Ахмад-шахом Масудом и Гульбеддином Хекматияром.
С того момента начался новый этап афганской трагедии. Победители стали сводить счеты друг с другом, началась кровавая междоусобица. Но если прежде война обходила города и крупные населенные пункты, то при моджахедах боевые действия развернулись на улицах, бои шли за каждый дом. Именно моджахеды разрушили Кабул. Они перестали исполнять волю своих кукловодов, и тогда те решили создать другую силу, которая позволила бы им держать под контролем маршруты транспортировки наркотиков и обеспечить Западу строительство нефтепровода для каспийской нефти по территории усмиренного «любой ценой» Афганистана и южного Пакистана до Персидского залива. В дележе каспийской нефти и Вашингтон, и Эр- Рияд, и, естественно, Исламабад были заинтересованы оставить Россию с Ираном не у дел.
Кто-то назвал талибов «зелеными кхмерами». Они вполне достойны этого названия. Этот «кто-то» обладал, несомненно, острым умом. Он, должно быть, понял, что начать новую игру в разоренном Афганистане можно, только создав войско фанатичных ландскнехтов. И такое войско было создано. Его главным лозунгом, который обеспечил победу, стало обещание: «С нами в Афганистан придет мир». Талибам удалось только частично его выполнить. Война ушла из Кабула, Джелалабада, Герата, Мазари- Шарифа. Силы моджахедов были рассеяны. Раббани укрылся в Пакистане, Хекматияр бежал в Иран, Абдул Хак – в Арабские Эмираты. Но вытеснить Ахмад-шаха Масуда из Пянджширского ущелья не удалось – на севере продолжаются бои. Ни о каком нефтепроводе нет и речи. Как и в Чечне, его кто угодно может взорвать в любой момент.
Считается, что талибы не умеют воевать. Рассказывают, что они идут в наступление очертя голову. И гибнут как мухи. Очевидно, в медресе не слишком углубляются в тонкости военного дела, ограничиваясь изучением «Калашникова» и кое-каких других мелочей. В конце концов, это не имеет значения. Ну и что? Они гибнут тысячами. Прилетят самолеты без опознавательных знаков и высадят новые толпы молодых людей, одетых в лохмотья. За участие в боевых действиях им почти ничего не платят, в отличие от времен войны с неверными шурави, когда доллары моджахедам текли рекой. Умелое применение Корана значительно снизило цены. Даже если они терпят поражение, неся большие потери, то вскоре в их рядах, словно вырастая из-под земли, появляются новые бойцы. Ведь в пакистанских лагерях беженцев более чем достаточно безработных, готовых на все ради куска хлеба.
Идея гениальная по своей простоте и доступности. В этом и трагедия. Их вожди сделаны из того же теста, они сами прошли ту же школу. «Тот, кто раньше не ел и двух раз в день, сегодня садится в черный „мерседес“, отправляется в министерство и ест три раза вдень мясо с рисом. Он считает, что попал в рай. Он пьянеет от одной только мысли, что вечером сможет вернуться домой, где его ждут две или три жены. Нечего и пытаться говорить таким, что в мире существуют и другие, гораздо более привлекательные, возможности: они просто не поймут, их это не интересует, они не видят ничего дальше своего носа. Кроме того, они понимают, что, уступив соблазну узнать что-то новое, они рискуют потерять то, что у них есть». Так считает молодой предприниматель из Кабула, который предпочитает не называть своего имени.
Ему 32 года, назовем его Хадиж. Хадиж носит бороду, хотя с удовольствием сбрил бы ее: «Но нельзя,
