состоянии измерить, но, разумеется, не маленькие. И все они считаются безупречными «реформаторами»: такими их считают западные правительства, крупные западные инвестиционные банки, госдепартамент США и вся клинтоновская администрация. В 1990 году этим господам было самое малое 22 года, как Бревнову. и самое большее — 46 лет. как Орехову. Как они могут быть связаны с партийной номенклатурой? Никак, это понятно. Они тоже во всех отношениях новые люди.
С олигархами (наиболее удачливыми из них) тоже все ясно. Самый старший среди них — Рэм Вяхирев, 1934 года рождения; его корни, как и у В. Черномырдина, тянутся к средней советской номенклатуре. Потом идет Борис Березовский, 1946 года рождения. Все прочие — от Бориса Авена и Михаила Фридмана (группа «Альфа») до Вагита Алекперова (Лукойл), Гусинского (группа «Мост»). Бориса Йордана (группа «МФК- Ренессанс»), Сергея Лисовского (телевидение), Владимира Потанина (группа «Интеррос»), Александра Смоленского (группа «Союз»), Михаила Ходорковского (Роспром-Юкос) — едва вышли из комсомольского возраста, когда Советский Союз и КПСС пошли ко дну. Все они, как один, само собой разумеется, великие «реформаторы».
Если есть нужда в дополнительных подробностях, можно взглянуть еще на «свердловскую группу», на сотрудников и сподвижников Ельцина первого призыва, на тех. кто помогал ему забраться на вершину. И тут также мы не обнаружим типичных представителей номенклатуры, за исключением двух или трех имен — таких, кик Юрий Петров (бывший советский посол на Кубе, яростный противник горбачевской перестройки), Олег Лобов (бывший член ЦК КПСС). Олег Сосковец (бывший советский министр металлургической промышленности). Остальные, включая Геннадия Бурбулиса, Виктора Илюшина, Сергея Шахрая, а также таких «телохранителей», как Александр Коржаков и Михаил Барсуков, все без исключения смытые очередными президентскими чистками, были всего лишь маленькими винтиками в советской бюрократической машине. Не составляет труда проследить тесные взаимосвязи, которые с самого начала установились между этими выходцами из советской эпохи и «постсоветской» волной «демократов» и олигархов.
Вся эта пестрая картина лиц возникла и разрослись, подобно смертоносным метастазам, вокруг персоны главного «коррупционера» — Бориса Ельцина. Даже так называемая «семья» (весьма эластичное понятие: оно охватывает несколько категорий лиц, которые группируются вокруг центрального ядра, действительно скрепленного семенными отношениями) есть не что иное, как своего рода проекция вовне его непомерных амбиций. В «семье», кстати, также нет ничего от советской номенклатуры. Ни в Татьяне Дьяченко, получившей роль серого кардинала исключительно благодаря родственной близости и помимо этого представляющей собой пустое место. Ни в Алексее Дьяченко, вялом бизнесмене. который и шагу не может ступить без помощи тестя. Ни в сорокасемилетнем Валерии Окулове, который в тени Березовского дорос до генерального директора Аэрофлота. Ни в Валентине Юмашеве, бывшем журналисте, авторе книг, под которыми стоит подпись Ельцина, ставшем даже главой президентской администрации и, благодаря Борису Березовскому, одним из главных акционеров первого телеканала (разумеется, затем, чтобы содействовать голосованию но его указке).
Финал известен: тучи слепой саранчи покрыли Россию и пожрали ее. Нельзя не согласиться с Геннадием Лисичкиным. который рассматривает все события недавнего времени, даже хронику последних лет, в широком историческом контексте (Есть ли будущее у России. М.: Прогресс, 1996).[19]
«Освободившись от одних оккупантов, татаро-монголов, Россия оказалась во власти другого оккупационного режима — во власти Москвы. Он существует до сих нор». Трагедия России «датируется не семнадцатым годом, она произошла много раньше». Его размышления о событиях трехвековой давности прекрасно согласуются (с самыми легкими поправками на время) с тем, что мы рассказали в этой книге. «Москва стала Москвой не в честном состязании с другими русскими княжествами, а завладев сокровищами Золотой Орды, похитив то, что принадлежало ее данникам… и присвоив также золотоордынскую идеологию». Та идеология частично дожила до конца второго тысячелетия. По-видимому, осталось «в первую очередь, твердое убеждение в том, что русские — не свободный народ, а стадо овец, которых можно и должно стричь». Но, подчеркивает Лисичкин. татары соблюдали хотя бы правила, принятые у людоедов, т. е. не пожирали своих соплеменников, а «московские владыки отбросили и это ограничение». К тому же — и это в точности соответствует посткоммунистичсской практике — Москва всегда сочетала «неимоверную требовательность к своим подданным» с неким «примитивным интернационализмом» и потому заботилась (здесь я несколько отхожу от рассуждений Лисичкина) исключительно о кастовых интересах, ради которых всегда была готова забыть об интересах национальных: если того требовали ее собственные интересы, она покорно склонялась перед любым захватчиком. Именно об этом и свидетельствует наше повествование.
ЭПИЛОГ
Тот, у кого хватило терпения прочесть все вышеизложенное, может дать свой, вполне обоснованный ответ на вопрос, который я поставил в начале: устоит ли Россия перед бурей, которая на нее обрушилась? Что касается меня, то мои ответ таков: если внешние и внутренние силы продолжат действовать в том же направлении, если ветры не переменятся, Россия через какой-нибудь десяток лет будет не такой, как сейчас. Вне всякого сомнения, ее границы будут отличаться от сегодняшних и, также вне сомнения, они будут уже сегодняшних. Распад может принять и более сглаженные формы. Многое зависит от того, удастся ли России сохранить три ее главные опоры: единую энергетическую систему, единую государственную транспортную систему и единый ядерный и научный потенциал. Не случайно, самые умные противники России за рубежом ведут дело к подрыву именно этих опор.
Только нашим детям суждено увидеть, к каким последствиям приведут те дезинтеграционные процессы (демографические, миграционные и т. п.), которые совершаются в течение крупных отрезков времени. Один из главных дезинтеграционных факторов — колоссальный дисбаланс уровней жизни в различных регионах России, дисбаланс, который увеличился на несколько порядков в течение посткоммунистического периода, т. е. за какое-нибудь десятилетие. Многое зависит от способности тех, кто придет на смену Ельцину, воспрепятствовать этой тенденции и установить более справедливое распределение общественного богатства. В противном случае расхождение между богатыми и бедными регионами станет непоправимо глубоким и Россию будут поджидать еще более кровавые события, чем те, которые пережила Югославия.
Постепенно должно происходить уменьшение народонаселения в таких российских регионах, как Сибирь, Крайний Север, Дальний Восток. Оно будет сопровождаться проникновением туда китайцев, и в конце концов эти огромные азиатские территории будут потеряны для России. Они отойдут скорее всего к Китаю и, возможно, в какой-то части к Японии, если только в судьбе Страны Восходящего Солнца кризис конца века не окажется решительным поворотом к упадку. Много более стремительно, в соответствии с принципом глубинной эрозии, пойдут процессы распада на Кавказе (где они подпитываются бедностью, этническими размежеваниями, не сдерживаемыми больше сильной центральной властью, давлением со стороны исламского фундаментализма, иностранными геополитическими аппетитами и пр.) и на каспийском побережье (где ко всем прочим факторам добавляется еще один мощный интерес — нефть). Конечно, не исключены и менее трагические варианты судьбы России как государства. Но, откровенно говоря, чтобы рассматривать их хоть в какой-то степени как равновероятные, оснований слишком мало. Немощь, в которую впала современная Россия, прежде всего ее моральный кризис, отсутствие достойной власти, ее поразительная готовность следовать диктовке из-за границы, не оставляют пока надежд на благополучный исход.
В то время как я отдаю эту рукопись в издательство, в России свирепствует жесточайший политический кризис, угрожающий даже тем слабым росткам демократии и прогресса, которым удалось здесь пробиться. Новые российские бояре, продавшиеся Западу, все теснее сжимают свою хватку. Колоссальные грабежи, осуществленные клептократической олигархией, вылились в ошеломляющий скандал, о котором трубят газеты и телевидение во всем мире. Изоляция и дискредитация Кремля приобрели тотальные размеры и в стране, и за рубежом. Волна терроризма (беспрецедентная по размаху и для России,
