Тот сузил глаза и зло прошипел:
— Ты если и уйдешь из ресторана, то только на костылях!
Угроза прозвучала зловеще, но Мишка не испугался.
— Посмотрим, — усмехнулся он, глядя в глаза наглецу. На его месте многие мужчины просто испугались бы, но Мишка… В какой-то момент она даже подумала, что он всего лишь бравирует своей храбростью. Таня, попытавшись представить себе, как он будет драться сразу с четырьмя парнями, чуть не заплакала от страха за него.
— Мишенька, здесь есть второй выход, я знаю, через гостиницу. Пусть себе ждут у входа. Иной раз лучше проявить благоразумие, чем позволить каким-то подонкам себя изуродовать.
Что поделаешь, ее воспитывала сестра и потому не могла не передать своей воспитаннице толику этого самого благоразумия. Разве могла она тогда понять, что настоящие мужчины устроены по-другому.
— Ты предлагаешь мне сбежать от этих шавок? — нахмурился он.
— Шавки не шавки, но их четверо! — Она чуть не плакала.
— Четверо — это, согласись, не восемь.
Шутка его показалась Тане дурацкой. Она даже разозлилась, На миг выйдя из образа девушки, которая безоглядно верит в своего любимого:
— Нашел время шутки шутить!
— Эй, мыслитель! Ты где?
Перед глазами Татьяны возникла растопыренная пятерня мужа Леонида и качнулась туда-сюда. Сегодня он был настроен миролюбиво. Не злился на ее отрешенность.
Все-таки «мыслитель» прозвучало не обидно. А Леня умел обидеть, если хотел. И слова подбирал такие, что хотелось запустить ему в голову что-нибудь потяжелее…
— А, ты уже поел, — очнулась Таня; откуда вдруг в нем проснулась эта доброжелательность? Совсем недавно зубами скрипел на лазающих по заборам полковников.
— Я побежал!
Он будто клюнул Таню в шею и вышел за дверь. Таня глянула из окна кухни. Леонид, задрав голову, смотрел вверх, на Машину половину. Наверное, там, на втором этаже, Маша чаевничала со своими друзьями. Что было в его взгляде, Таня не могла прочесть, но на мгновение показалось, злость в смеси с чем-то: непониманием, собственным бессилием?
Чего-то он не мог добиться. Может, также открыто радоваться жизни? Со второй половины через открытые окна кухни были слышны постоянные взрывы смеха. Таню они ничуть не раздражали, а вот Леня был вне себя…
Впрочем, она тут же посмеялась над своей фантазией. Леня и признание собственного бессилия были категориями несовместимыми.
Потом стукнули ворота, взревела машина — Танин муж выезжал со двора. Ворота опять стукнули, закрываясь, и Таня осталась одна.
Директриса частного магазина, где она работала продавцом, расщедрилась — отпустила свою работницу на выходной. Слово «щедрость» по отношению к хозяйке надо употреблять только в кавычках, потому что она такого делать не любила, хотя выходные Тане положено было иметь каждую неделю. Но хозяйка все норовила под разными предлогами заставить Татьяну работать всю неделю без отдыха. Как и положено кровопийце-собственнику.
С непривычки — когда еще она вот так сидела и ничего не делала! — всякая дурь Тане в голову и лезла. Между прочим, давно пора было подумать, а то последние годы она жила будто по привычке, машинально, ни о чем особенно не размышляя. Этакая покорная овечка, которая плывет себе по течению, куда вынесет…
Когда-то эти стихи написал друг Мишки, сумасбродный поэт Леха Грибов. Почему-то Таня запомнила всего эти четыре строчки, хотя стихотворение было длинное. Но и то сказать, она слышала его всего один раз пять с лишним лет назад.
С чего вдруг Таня стала не только уноситься мыслями в прошлое, но и вспоминать такие детали из него, как стихи?
Не вела она никакого счета. А прошлое потихоньку отдалялось от нее, как хороший сон, который никогда больше не приснится.
Таня встрепенулась. Лучше уж думать о своей нынешней жизни.
Например, об отношениях между ней и ее вторым мужем. В последнее время она будто ждала от него чего-то, все чаще смотрела в Ленькины глаза… Дались ей эти глаза! Что она хотела выискать в них? Почему теперь заговорила о непереносимости для женщины мужского равнодушия? И все вспоминала тот случай, который потряс ее до глубины души.
Итак, смотрела она на днях мужу в глаза, внимательно. Как в зеркало. А оно ничего не отражало. То есть во время их разговора, как она думала, важного для обоих, он просто сидел и думал не о том, что ему говорила Таня, а о чем-то своем.
Теперь она на себе почувствовала, как это обидно. Правильно Ленька на нее в таких точно случаях злился.
В общем, он сидел рядом с ней, а мыслями был так далеко от нее! И в этом далеке для Тани места не находилось.
Вспомнилось нечто на днях кольнувшее ее прямо в сердце, но она тут же нашла объяснение: показалось! Как удобно все самой себе объяснять. Анекдоты действительно берутся из жизни: «Таня, ты же умная женщина, придумай что-нибудь!»
Леонид сидел на диване, и она опустилась перед ним на корточки, уткнулась ему в колени. Милый, родной! Наверное, ей надо быть повнимательнее к нему, ведь он делает все для того, чтобы ни Таня, ни ее дочь ни в чем не знали нужды…
Потом в порыве благодарности она подняла на него глаза и заледенела. Он не шелохнулся, а смотрел на нее сверху вниз ничего не выражающим взглядом, как смотрят на божью коровку, которая ползет по рукаву. Случайное насекомое, к тому же не может причинить вреда. Ползет себе и ползет…
А что она от него ждала? Чтоб по голове потрепал? По крайней мере собаки на это надеются, когда к хозяину подходят и кладут голову ему на колени. Хозяин может их даже за ухом почесать, но недолго, а потом оттолкнет от себя: «Ну, иди, иди, гуляй, не мешай думать!» А Таню даже по голове не потрепали, вот она и обиделась…
Ей захотелось вскочить, закричать, попытаться разбить эту холодную, равнодушную маску. Не чужой ведь человек, муж. Они жили вместе шестой год, такой большой кусок жизни… Таня должна знать, о чем он думал, чего ему не хватало. Какого, в конце концов, рожна ему было надо?!
Мозг ухватил в ее беззвучном вопле слово «должна». Кому должна? Вернее, кто ей должен? Деньги муж дает? Дает. Супружеский долг исполняет? Регулярно. Выходит, это ей неизвестно какого рожна нужно. И чтоб с любовью в глаза смотрел! И чтобы самые тайные его мысли были для нее открыты.
Мечтать не вредно. Ей, значит, он открылся, а Таня продолжала бы себе потихоньку о Мишке тосковать. Это ее, святое, этого она никому на осмеяние не отдаст! Эгоистка!
А разве в крепких семьях супруги не близки настолько, что не имеют друг от друга секретов? Теперь она уже защищалась: должно же быть что-то общее, что объединяет, делает людей близкими друг другу! Для чего-то же люди вместе живут! Кто объяснит ей, что происходит?!
Чтобы прогнать этот морок, ей захотелось рассмеяться. Расхохотаться в голос. Этак с подвыванием. А это уже истерика. Какие-то крики. Смешно кричать самой себе…
«Что тебе нужно? Любви. Любви Леонида?» Татьяна смутилась и подумала, что, наверное, его любовь показалась бы ей навязчивой и даже осложнила жизнь. Если теперь он держал ее под колпаком только потому, что Таня — законная супруга, то в какие же тиски он зажал бы ее, влюбившись!
Непонятно, чего ей больше хотелось: чтобы муж вдруг взял да ушел, или чтоб повинился: мол, прости, ошибся, принял за любовь к тебе простое увлечение. Или сознался, что полюбил другую. Или поговорил по- товарищески: мол, что поделаешь, нет любви, но есть уважение, общая постель, наконец…
Это уже мазохизм, честное слово. Что-то похожее на фильм из телевизионной программки: «Убей меня
