Патриция КЭБОТ
ПЬЯНЯЩИЙ АРОМАТ
Глава 1
Лорд Эдвард Роулингз, второй и единственный из здравствующих сыновей покойного герцога Роулингза, чувствовал себя глубоко несчастным.
Его удручало не то, что Йоркшир зимой был не самым приятным местом, — солнце здесь, казалось, неделями не появлялось на небе. И не то, что леди Арабелла Эшбери, супруг которой владел имением по соседству с поместьем Роулингзов, была в настоящее время слишком занята собой, чтобы обратить на него внимание.
Эдвард не смог бы внятно объяснить причину своего состояния, даже если бы захотел. Впрочем, он и не собирался ничего объяснять, так как рядом не было никого, кроме виконтессы Эшбери. Хотя виконтесса и обладала известными всей Англии достоинствами, включая белокурые волосы и изящные лодыжки, сострадание не входило в этот перечень.
— Я прикажу миссис Прейхерст заказать гусиную печенку на пятьдесят человек, — сказала леди Эшбери, делая очередную пометку в списке мелочей, о которых Эдвард должен был предупредить экономку до того, как их друзья из Лондона приедут в конце недели поохотиться в Йоркшир. — Как я поняла, в сельской местности не все интересуются гусиной печенкой. Девицы Герберт вряд ли вообще знают, что это такое.
Эдвард, развалившийся в шезлонге у камина в Золотой гостиной, безуспешно пытался сдержать зевоту. К счастью, леди Эшбери, которая не привыкла, чтобы мужчины в ее обществе зевали, этого не заметила.
— Не понимаю, зачем вообще приглашать девиц Герберт, — продолжала леди Эшбери. — Может, их отец и является управляющим твоим имением, но, Эдвард, пока от него нет никакого толку.
Эдвард потянулся из кресла, чтобы налить себе еще порцию коньяка из графина, который он поставил на столике рядом с собой. Он уже был изрядно пьян и не собирался на этом останавливаться. Одним из главных достоинств леди Эшбери было то, что такое поведение ее не смущало. А если и смущало, она никогда этого не показывала.
— И, наконец, Эдвард, — вновь подала голос леди Эшбери, — если бы не, с позволения сказать, неустанные хлопоты сэра Артура Герберта по поводу имения Роулингзов, герцогом сейчас был бы ты, а не этот несносный мальчишка, сын твоего брата.
Эдвард откинулся назад, сделал глоток коньяка и стал разглядывать потолок. Потолок в Золотой гостиной был выкрашен желтоватой краской под цвет тяжелых бархатных гардин, закрывавших окна. Он громко прокашлялся и заговорил басом, который пугал даже конюхов в поместье Роулингзов:
— Похоже, все забыли, что сын Джона является законным наследником титула и имения.
Леди Эшбери сделала вид, что не заметила угрожающего тона.
— Но ни одна живая душа не знала, где этот мальчишка, пока сэр Артур не начал свою низкую возню вокруг…
— По моей просьбе, помнишь, Арабелла?
— О, Эдвард, умоляю, только без этого покровительственного тона.
Леди Эшбери бросила перо и встала из-за письменного стола, крышка которого была инкрустирована слоновой костью. Подол ее бледно-голубого шелкового платья громко зашуршал. Она направилась в сторону кресла, в котором устроился Эдвард. Бледное лицо и очень светлые локоны виконтессы выглядели довольно мило на фоне темно-желтых гардин. Не было никакого сомнения, что именно по этой причине она всегда хотела, чтобы они располагались здесь, а не в более удобной, но не так выгодно оттенявшей ее внешность Голубой утренней комнате.
— Самым простым выходом для тебя было бы заявить герцогу, что сын Джона умер, как и его отец с матерью, и принять титул самому, — заметила Арабелла.
Эдвард насмешливо повел бровью.
— Самым простым выходом? Солгать собственному отцу, находившемуся на смертном одре? Последние десять лет он только и делал, что проклинал Джона за женитьбу на дочери приходского священника из Шотландии и твердил, что не позволит привезти в поместье Роулингзов осиротевшего мальчишку, хотя тот и является, по сути, истинным наследником титула. А потом, когда он в последнюю минуту смягчился… Честность, Арабелла! Было бы чертовски непорядочно с моей стороны хотя бы не попытаться выполнить предсмертное желание старика.
— Какое благородство! — воскликнула леди Эшбери. — Ты ведь даже ни разу не видел этого парня!
— Нет, — согласился Эдвард. Он уже прикончил четвертую порцию коньяка и налил себе пятую. — Но увижу завтра, когда Герберт привезет его. В твоей милой головке, Арабелла, никак не уместится то, что я не хочу быть герцогом. — Он улыбнулся. — В отличие от тебя и, я уверен, твоей мамочки, которая целью жизни сделала поиски для тебя мужа с титулом, я бы вполне довольствовался тем, чтобы называться просто мистером.
Леди Эшбери сердито засопела:
— И как бы ты, скажи на милость, смог позволить себе содержать все эти конюшни на доходы просто мистера, лорд Эдвард? Или дом на Парк-лейн в Лондоне? Не говоря уж об этом ветхом уродстве, которое ты называешь поместьем. Единственный мистер из всех, кого я знаю, Алистер Картрайт может себе позволить все то, что есть у тебя, и, как тебе известно, все его богатство, как и твое, получено в наследство. Нет, Эдвард, ты сын герцога и, естественно, у тебя соответствующие запросы. Тебе не повезло только в том, что ты не родился раньше своего несчастного братца Джона.
Эдвард бросил на даму пристальный взгляд и вяло пожал плечами:
— Черт побери, Арабелла, ты и впрямь думаешь, что мне понравилось бы быть герцогом? Целыми днями тяготиться заботами об имении? Терпеть вечное занудство кого-нибудь вроде Герберта, пытающегося заставить меня все время заниматься бухгалтерскими книгами? Носиться с арендаторами, следить за тем, чтобы крыши их домов каждый год перекрывались, их дети учились, а жены были довольны? — Он содрогнулся от отвращения. — Такой образ жизни сделал из моего отца старика и свел его в могилу раньше назначенного срока. Я не желаю, чтобы что-то подобное случилось со мной. Пусть уж сын моего дорогого покойного брата носит чертов титул. Герберт приглядит за тем, чтобы Роулингзы до поры до времени не прогорели окончательно, а через десять лет, когда парень закончит учебу в Оксфорде, он сможет вернуться сюда и занять принадлежащее ему по праву место среди этих пустых залов.
— А чем займешься ты сам, Эдвард? — не скрывая раздражения, поинтересовалась Арабелла. — Ты ведь только и можешь, что охотиться с марта до ноября, к тому же Лондон летом просто невыносим. Тебе нужно, дорогой, придумать себе какое-нибудь занятие.
— Что я, по-твоему, американец? — усмехнулся Эдвард и осушил очередную рюмку. — Я просто обожаю, Арабелла, когда ты снисходишь до того, чтобы давать мне советы. Это всегда наводит на мысль о нашей разнице в годах. Скажи, твоего мужа не беспокоит, что ты все время носишься через торфяники, чтобы встретиться с человеком вдвое младше его и на десять лет моложе, чем ты сама?
— Ты не слишком много выпил? — бросила виконтесса Эшбери, и Эдвард, вздохнув, мысленно сократил ее достоинства на одно. — Довольно противно видеть еще молодого человека, который становится обрюзгшим и жирным.
Эдвард обвел взглядом свою мощную грудь, увенчанную белым, умело повязанным галстуком, и прикрытый жилетом мускулистый торс.
— Жирным? — недоверчиво отозвался он. — Где?
— У тебя мешки под глазами. — Арабелла шагнула вперед и вырвала рюмку из его руки. — К тому же неприятно видеть, как у тебя начинают появляться брыли, прямо как у твоего отца.
Эдвард выругался и вскочил со своего места. От выпитого коньяка он немного неуверенно держался на ногах. При своем росте выше шести футов хозяин поместья Роулингзов всегда казался внушительным,
