оркестр, который сейчас играл джазовую версию песни «Лунная река». Перед лифтами стояли банкетные столы, гигантские креветки с них исчезали с пугающей быстротой. Гости прохаживались по залу и с неестественно заинтересованным видом вели светские беседы. Я заметила доктора Флинна – он что-то быстро говорил декану предпоследнего курса, а у той был остекленевший взгляд, не то от скуки, не то от вина.
Под золотым плакатом Нью-Йорк-колледжа сгрудились администраторы общежития, словно большая семья беженцев в тени статуи Свободы. Как я заметила, администрация колледжа не пользовалась особым уважением ни со стороны студентов, ни со стороны академического сообщества. В Нью-Йорк-колледже директоров резиденции ставили, возможно, чуть выше, чем консультантов, да и доктор Джессап с его командой координаторов пользовался ненамного большим уважением. По-моему, это несправедливо, ведь они, то есть мы, очень много работаем, гораздо больше, чем иные профессора, которые появляются на час в неделю, а все остальное время строчат статейки, морально уничтожая своих.
Купера втянули в разговор с одним из попечителей, старым другом семейства Картрайт, а я тем временем изучала своих начальников, наблюдая за ними поверх бокала. Доктор Джессап в смокинге чувствовал себя неловко. Рядом с ним стояла статная женщина – видимо, жена, потому что она обменивалась любезностями с другой дамой, которая могла быть только второй половиной доктора Флинна. Обе женщины были в облегающих платьях с блестками, стройные и красивые.
Но обеим было далеко до Рейчел. Рейчел стояла рядом с доктором Джессапом, и ее глаза искрились, как шампанское в фужере, который она держала. В облегающем шелковом платье она выглядела просто блистательно. Шелк цвета ночного неба контрастировал с фарфоровой белизной ее кожи, которая, в свою очередь, буквально светилась на контрасте с темными волосами, уложенными в узел на макушке и заколотыми шпильками с камнями.
Надо сказать, для женщины, которая в обеденный перерыв (пока я была в больнице) якобы помчалась в «Блуминг-Дейл», потому что ей «совершенно нечего надеть» на бал, Рейчел решила проблему с одеждой довольно неплохо.
Даже так хорошо, что я немного застеснялась платья Пэтти, которое было мне впритык.
В такой толпе блистательного руководителя нашего колледжа сразу и не разглядишь, но в конце концов я его нашла – он стоял у киоска. В кои-то веки президент Эллингтон отказался от тенниски – наверное, именно поэтому я так долго не находила его. Он был в смокинге и смотрелся в нем на удивление респектабельно.
К сожалению, не могу сказать того же о бедной миссис Эллингтон. Она была в расклешенном брючном костюме из черного бархата. Широкие рукава съезжали вниз каждый раз, когда она подносила ко рту фужер, да так часто, что меня это немного пугало.
Но и где же отпрыск Эллингтонов, милейший Крис/Тодд/Марк? Я его не видела, хотя была совершенно уверена, что он обязательно объявится. А как же? Разве ловкий парень двадцати с небольшим лет пропустит такое мероприятие? Да ни за что – тут же пиво бесплатное!
Купер обсуждал фотоаппараты в форме губной помады с мужчиной постарше, который назвал меня «мисс» и сказал, что ему нравится мое платье. Причем он сказал это так искренне, что я быстренько посмотрела вниз – проверить, не расстегнулась ли молния. Тут к нам подошла стройная, привлекательная женщина, вся в черном, и с удивлением окликнула Купера по имени.
– Купер?
Женщина, которая ухитрялась выглядеть одновременно и гламурно, и по-деловому строго взяла его за руку повыше локтя в очень характерной манере – как если бы в прошлом она прикасалась к нему в других, более интимных местах, и теперь имеет полное право хватать его за руку.
– А ты что здесь делаешь? Несколько месяцев ничего о тебе не слышала, где ты прятался?
Не скажу, что Купер запаниковал. Но все-таки у него был вид человека, который страстно желает оказаться где-нибудь в другом месте.
– Мэриэн! – Он положил руку ей на спину и наклонился ее поцеловать. В щеку. – Рад тебя видеть. – Он представил женщину сначала пожилому мужчине, потом мне. – Хизер, это профессор Мэриэн Брэйтуэйт. Мэриэн преподает историю искусств. Мэриэн, это Хизер Уэллс. Она тоже работает в Нью-Йорк- колледже.
Мэриэн пожала мне руку. Ее пальчики потерялись между моими, как крохотные птички, угодившие в гигантскую ловушку. Но несмотря на это, я готова была поспорить, что она регулярно занимается в тренажерном зале колледжа. И что она принимает душ, а не ванну. Просто мне так показалось по ее виду.
– Правда? – Мэриэн улыбнулась ослепительной улыбкой Изабеллы Росселини. – Что вы преподаете?
В эту минуту я мечтала, чтобы кто-нибудь сбросил мне на голову горшок с геранью и тем самым избавил от необходимости отвечать.
– Э-э… вообще-то ничего. Я – помощник директора общежития. То есть, я хотела сказать, резиденции.
– А-а.
Безупречная улыбка Мэриэн не изменилась ни на йоту, но по тому, как она, не отрываясь, смотрела на Купера, я поняла, что ей хочется только одного: утащить его куда-нибудь в укромное местечко и сорвать с него одежду, лучше зубами, а не болтать тут с помощницей директора резиденции. И я сильно ее в этом не упрекала.
– Очень приятно. Скажи, Купер, ты уезжал из города? Я несколько раз звонила, но ты ни разу не перезвонил…
Что Мэриэн сказала дальше, мне услышать не довелось, так как неожиданно мою руку кто-то стиснул. Я обернулась, это был вовсе не мой бывший жених, – да такое и невозможно, поскольку он в больнице, – а Рейчел.
– Привет, Хизер, – воскликнула она.
На ее щеках неестественно краснели два ярких пятна, и я догадалась, что Рейчел здорово налегла на шампанское.
– Я и не знала, что ты придешь. Как дела? Как Джордан? Я за него очень волновалась, как он?
