— Ну конечно, Хизер, — пробормотала она, глядя в пол.
Услышав мое имя, какая-то студентка глубоко вдохнула и бросилась ко мне.
— Боже, вы Хизер Уэллс? — закричала она.
Я возвела глаза к небу, моля Бога дать мне силы.
— Да, а что?
— О господи, я знаю, что офис уже закрыт, но ко мне неожиданно приехала двоюродная сестра, клянусь, мне ужасно нужен гостевой пропуск, не могли бы вы сделать для меня исключение… я буду перед вами в долгу…
Я показала на Сару.
— Тебе нужна она. А меня тут нет.
Я прошла через вестибюль и вышла в вечернюю прохладу.
Стоя в круге голубоватого света, падающего от фонаря над дверью, я посмотрела на парк, стараясь не обращать внимания на группки курильщиков, которые понижали голоса до шепота, распознав во мне «борца с наркотиками».
Митингующие в парке теперь скандировали:
— Профсоюзный договор — сейчас! Неуважение — никогда!
Не очень-то складные фразы, однако митингующие казались весьма довольными собой.
Вечер был прекрасный — слишком прекрасный, чтобы возвращаться домой так рано. Но, с другой стороны, теперь, когда папа переехал, мне надо выгуливать Люси, да еще и заботиться об одном частном детективе, у которого почти сотрясение мозга.
Интересно, что бы я сейчас делала, будь я
Я посмотрела на фургон для перевозки мебели. Он все еще стоял.
Интересно, что будет с Маффи, когда закончится забастовка? Должна же она когда-то кончиться. Вряд ли президент будет долго терпеть огромную надувную крысу перед своим кабинетом. Работу Маффи конечно не потеряет, и это для нее счастье — не придется отказываться от квартиры, ради которой она продала свадебный сервиз. Но чем она будет заниматься целыми днями?
Наверное, начнет тренироваться — готовиться к пешему походу с Тедом. Из них действительно получится красивая пара. Правда, между ними еще меньше общего, чем между мной и Тедом, — не представляю Маффи на Аппалачской тропе. Как она там сможет делать эту свою пышную прическу без фена? А Тед вряд ли когда-нибудь заинтересуется орнаментом на фарфоре. Но ведь люди меняются.
Это сказал Купер, когда стоял не так уж далеко от того места, где сейчас стою я.
И тут меня вдруг осенило. Наверное, эта мысль давно существовала где-то на краешке моего мозга, между сознательным и бессознательным, так же как и мои истинные чувства по отношению к Теду. Но по каким-то неведомым причинам я все время отталкивала эту мысль — наверное, потому, что она была неудобная. Но сейчас я впустила ее в сознание.
И она там осталась.
Я знала, что мне нужно с этим что-то делать. Сейчас.
Я повернулась. Но вместо того чтобы идти налево, в направлении дома, я пошла направо, в ту сторону, где жил Оуэн и где сейчас стоял мебельный фургон. Я вошла в здание, где остановилась Пэм, подошла к привратнику и попросила позвонить в квартиру Оуэна.
— Как мне вас представить? — спросил привратник.
Это был один из людей Розетти, и он изо всех сил старался произвести хорошее впечатление, что было нелегко с зубочисткой во рту.
— Скажите, что пришла Хизер, — сказала я.
— Хорошо.
Пэм, похоже, удивилась, но велела меня впустить. Сама не знаю почему я сделала то, что сделала дальше. Я только помню, что меня затрясло. И не от страха. От гнева.
Я могла думать только о дурацких тряпичных куклах на свитере Пэм, о черной и белой кукле, держащихся за руки.
Просто удивительно, какие мысли приходят в голову, когда перед глазами проносится жизнь твоего босса.
Я решительно двинулась к лифту. Здание, где жил Оуэн, — кстати, здесь же живут президент Эллингтон и его жена, — ничем не напоминает Фишер-холл. Это воплощение элегантности — кругом мрамор и полированная медь, — и в это время суток здесь тихо. В Лифте, кроме меня, никого не было. Здесь даже не было слышно шума митинга КРА. До шестого этажа, на котором жил Оуэн, я поднималась в полной тишине, пока короткое «динь» не возвестило, что лифт пришел на нужный этаж. Двери раздвинулись. Я вышла в коридор и направилась к квартире J-6. К квартире, в которой жил Оуэн.
Пэм открыла дверь даже до того, как я постучалась.
— Хизер! — улыбнулась она. Пэм сменила черный костюм, в котором была на поминальной службе, на все тот же свитер с тряпичными куклами. Как будто свитер с куклами, держащимися за руки, должен был принести в мир гармонию.
— Какой сюрприз! — воскликнула она. — Я вас не ждала. Вы решили меня навестить? Наверное, из-за того скандала на поминальной службе? Это было ужасно, правда? Поверить не могу, что такое случилось! Может, зайдете?
Я вошла в квартиру. Как я и ожидала, он исчез. Я имею в виду фарфоровый сервиз. Все до единого предметы белого с голубым рисунком фарфорового сервиза, которые Оуэн держал в буфете в гостиной, исчезли.
А заодно и буфет, в котором сервиз был выставлен.
— Это очень мило с вашей стороны, — продолжала Пэм. — Оуэн действительно отзывался о вас очень хорошо, он говорил, что вы очень внимательная и заботливая по отношению к студентам. Я вижу, что эти качества простираются и за пределы вашей работы. Но прошу вас, не волнуйтесь за меня. Я в порядке, правда. Не хотите ли чашечку кофе? Или, может быть, травяного чая? Мне не трудно, я как раз собиралась заварить его для себя.
Я повернулась к ней лицом. Гарфилд спал, свернувшись клубочком на диване. До моего прихода Пэм явно сидела с ним рядом: телевизор работал, а пульт лежал на диване.
— Где он? — спросила я.
Мой голос прозвучал резко, сама не знаю почему. Пэм посмотрела на меня, не понимая:
— Кто, дорогая?
— Не кто, а что, и вы прекрасно понимаете, о чем речь. Он в том фургоне, который стоит на улице?
Она по-прежнему смотрела на меня недоуменно, но на ее щеках выступили два ярких красных пятна.
— Хизер… боюсь, я не знаю, о чем вы говорите…
— Фарфор, — сказала я. — Свадебный сервиз, который по решению о разводе достался Оуэну. Свадебный сервиз, из-за которого вы его убили. Где он?
21
Пятничный парень мне не звонит,
Субботний парень с мужчинами спит,
