Алексис попыталась успокоиться и привести в порядок свои расстроенные нервы. Но к вечеру она обнаружила, что взвинчена так же, как в момент, когда на съемочной площадке случилось несчастье.
Алексис перепробовала все известные ей способы снять стресс. Горячая ванна при свечах, с восточными благовониями и стаканом вина. Любимая музыка. Любимая книга. Любимая еда. Бесполезно. Она включила телевизор, но не нашла ничего, что хотела бы посмотреть. Все казалось мелким и скучным.
Чтобы хоть как-то занять себя, Алексис решила разобрать свой гардероб. Она делала это всякий раз, когда оказывалась на пороге больших перемен в жизни и понимала, что больше не существует той женщины, которая с удовольствием носила одежду, висящую в шкафу. Актриса называла этот процесс «ритуалом чистки». Конечно, сейчас самое время пересмотреть свои туалеты. За последние несколько месяцев она стала совсем другим человеком.
Первыми полетели прочь длинные облегающие платья с глубокими вырезами. Отныне Алексис Гордон — домосед, а не нарядная кукла. Ее больше нет ни для агента, ни для режиссера, ни тем более для карьеры.
Мягкие шерстяные платья, которые дарили чувство тепла и комфорта, остались висеть в шкафу, так же как и несколько строгих деловых костюмов. Они придавали Алексис вид настоящей леди. Такие костюмы, считала она, должны быть в гардеробе любой женщины.
Алексис критически осматривала каждую вещь и оставляла лишь то, что было удобным и практичным. Низкие вырезы, кокетливые кружевные отделки, длинные разрезы, шифоновые вставки — все отправилось в груду хлама, следом за неудобными, но очень модными туфлями и смешным нижним бельем, которое напоминало Алексис висячие мосты и цирковые канаты. Зачем она носила такое белье? Разве кто-то видел ее в нем?
Когда Алексис покончила с одеждой, на полках зияли пустоты, на вешалках сиротливо покачивалось несколько костюмов и платьев, зато на кровати пенились груды белья, а на креслах возвышались горы вечерних нарядов. Алексис решила все отдать Сандре, когда та выйдет из больницы. Они имели одинаковую фигуру, один и тот же размер, но Сандре, как дублеру, платили гораздо меньше. Наряды доставят ей настоящую радость. Может быть, ожидая возможности показаться в обновках, девушка быстрее выздоровеет. Да, Сандра ей очень поможет, если согласится забрать все это.
Чувствуя себя немного лучше, Алексис направилась к полкам с косметикой. Они были заполнены всевозможными баночками, тюбиками, флаконами, коробочками, щетками, губками, кисточками, пеналами для помады и прочими мелочами, необходимыми каждой женщине.
На мгновенье Алексис стало жаль этого великолепия, но она поспешила взять себя в руки. Если у нее теперь нет всех этих туалетов, то ей не нужно столько косметики. Алексис достала пакет и принялась сбрасывать в него дневные и ночные кремы, питательные и очищающие маски, основу для макияжа, бальзамы для век, губ, ресниц и ногтей, тени, тушь, помады всех сортов и расцветок, пудру, ароматические тальки и дезодоранты... Конечно, женщина не может полностью обойтись без косметики, и Алексис оставила самое необходимое. Она с улыбкой сложила все это в маленькую косметичку и отнесла в ванную комнату.
Теперь Алексис чувствовала себя хорошо. Вот такой же она приехала в Калифорнию. В те времена она была мила и очаровательна... и стремилась быть искренней. Ах, если бы получать роли в больших фильмах! Она жила бы в родном штате Колорадо, читала бы сценарии дома и вела нормальную жизнь в перерывах между съемками.
Когда-нибудь так и будет! Алексис осмотрелась. Дом напоминал настоящую свалку. Какие-то шарфики, рукава, ремешки выглядывали из переполненных мусорных мешков, выстроенных вдоль стен, на полу валялись неизвестно откуда взявшиеся брюссельские кружева, на двери гостиной висело меховое манто... Алексис в недоумении уставилась на него. Она решительно не помнила, когда купила это чудовище. Вдруг в дверь позвонили. Алексис вздрогнула от неожиданности. Нет, она не торопилась открывать, хотя бы потому, что во время «ритуала чистки» надела полосатый матросский костюм совершенно невероятного фасона и пару непревзойденных ботинок, да так и не удосужилась их снять. Но вчера обещала заглянуть Дженни Уильяме. Может быть, это она? Алексис распахнула дверь.
На пороге стоял Джад, держа блюдо с пирогом собственного изготовления. Часть коржа была нещадно истыкана вилкой. Верх пирога горбился, бока подгорели, а середина подозрительно проваливалась и дрожала, как болотная трясина.
— Что это? — Алексис с удивлением воззрилась на чудо кулинарного искусства. Однако повар выглядел настоящим красавцем в узких джинсах и бледно-зеленом джемпере. Кроме того, глаза Джада так лучились, что ее сердце затрепетало пойманной птичкой. Алексис опустила глаза, чтобы скрыть свои чувства, и едва не расхохоталась.
— Скромный пирог, — сообщил Джад. — Тебе от меня.
— Очень скромный, — произнесла она, любуясь столь изысканным подношением. — Что, по-твоему, я должна с ним сделать?
— Принять его... и меня вместе с ним. Я пришел принести извинения. — Джад искренне раскаивался. — Я вел себя как мальчишка, как грубый, невоспитанный подросток. Прости меня, Алексис. Теперь я знаю, как сложно помешать репортерам. С этим ничего не поделаешь. Был рядом с тобой и не заметил их. Я несправедливо обвинил тебя.
— У папарацци есть такие телеобъективы, которыми они могут сделать снимок, находясь даже очень далеко от тебя.
— Я знаю. — Джад посмотрел на пирог. — Так ты принимаешь мои извинения и мой пирог?
— Ты испек его сам? — спросила Алексис.
— Как видишь...
— Ну что ж, придется попробовать. Правда, не знаю, вдруг это опасно для жизни... — насмешливо засомневалась Алексис.
Она впустила Джада и закрыла дверь. Он с изумлением осмотрелся вокруг.
— Что здесь происходит? Распродажа? И что на тебе надето? — Он уставился на ее ботинки.
— Разбирала шкаф, — объяснила Алексис. — Я делаю это всякий раз, когда собираюсь что-то изменить в своей жизни. Знаешь, новую жизнь не начинают со старьем.
Джад поставил пирог на стол.
— Я тоже старье?
— А как ты думаешь?
Вместо ответа Джад обнял Алексис и поцеловал в губы. Этот поцелуй, одновременно страстный и нежный, неистовый и ласковый, не оставлял никаких сомнений относительно чувств Джада.
— Я думаю, что ты скорее новое, чем старое, — шепнула Алексис, взяла пирог и понесла на кухню.
Джад отправился следом.
— Брайан сказал, что ты уезжаешь в Колорадо.
— Я хочу навестить свою семью.
— А потом?
— Потом я хотела сняться в кино, но не знаю, получится ли.
Алексис ткнула ножом в пирог, поковыряла твердый корж и нахмурилась.
— Трудная задача — разрезать твой пирог. Не думаю, что я с ней справлюсь.
— А ты сними верхний корж.
Алексис в недоумении посмотрела на него. Чего он добивался, преподнося ей пирог, который нельзя даже разрезать? Джад молчал. Алексис, пожав плечами, сделала так, как он советовал: сняла верхний корж и ахнула. Пирог был наполнен камнями! Алексис взглянула на Джада, не понимая.
— Я чувствую себя тупым и твердолобым, как эти камни, — смущенно сказал он. — В душе я был уверен, что ты не знала, что вас с Брайаном фотографируют, но... я плохо представлял, на что способна бульварная пресса, какой грязью она обливает честных людей. Мне жаль, Алексис.
— Да, папарацци ведут себя в высшей степени безобразно. Они уверены в полной безнаказанности. Ты, наверное, видел нашу фотографию возле клиники.
Джад огорченно кивнул.
