я подчеркиваю, а не просто временная, вроде меня.
Они помолчали.
— Иногда я слышу ваше пение.
— В самом деле? — Джульетта слегка удивилась.
— Да, когда я сижу на заднем крыльце и курю трубку по вечерам, а вы работаете на кухне, и иногда поете.
— Ой, а я и не задумываюсь об этом. — Джульетта почувствовала, что щеки краснеют. И она даже не понимала почему. Ей доводилось петь перед тысячами людей и она знала, что у нее превосходный голос. Смешно было, что она застеснялась только лишь оттого, что какой-то один единственный мужчина слушал ее пение. И все же она именно смутилась, хотя одновременно чувствовала радость и гордость. — Я… я надеюсь, что это никого не беспокоило.
— Как же вы могли кого-либо побеспокоить? — Эймос поднял брови. — Вы ведь удивительно хороши. Точнее, я хотел сказать, что вы поете очень хорошо. То есть, конечно, вы очень хороши собой и внешне, но я не то хотел… — его голос осекся и он снова опустил взгляд куда-то в ладони. К великому удивлению, Джульетта заметила, что его щеки покрываются красными пятнами.
Несколько минут они оба молчали. Потом Эймос заговорил.
— Моей матери очень понравилось бы ваше пение. Она была очень музыкальная.
— Франсэз мне рассказывала.
— Вы любите красоту так же, как наша мама. В вас это есть. Я хотел сказать, что вы обе умеете это ценить. Я понятно выразился?
— Да. Но оценить красоту способен каждый.
— Нет. Некоторые из нас как раз неспособны. Ну, это как бы чужое для нас. Но, по сути, нам это не знакомо. Это просто сидит неглубоко в нас, не так, например, как для меня знание земли. Я чувствую землю, понимаете? Когда я смотрю на борозды вспаханной земли или вижу, как молодые побеги пробиваются из почвы, или замечаю закат солнца в полях, возвращаясь домой… — Он замолк и криво улыбнулся. — Наверное, это звучит, как бред?
— Нет. Для меня это звучит так, словно вы опять рассказываете о чем-то прекрасном. Но это прекрасное заключено в земле, вот и вся разница. А вот эти фигурки, которые вы делаете, они тоже — что-то прекрасное.
— Возможно. Я так не считаю. Но я хотел сказать вам совсем не это. Я хотел вам сказать… ну, в общем, об этих маминых безделушках… Вы можете, если хотите, достать их и расставить, как вам нравится и где угодно.
Джульетта крайне удивилась. Она просто не могла поверить, что он только что позволил ей вынуть из шкафа все те прелестные предметы. (Безделушки! Только Эймос Морган мог отнести к безделушкам итальянское пресс-папье в стиле миллефьори!)
— Ну что же, спасибо вам.
Он пожал плечами.
— Какой смысл в том, что они там лежат и покрываются пылью. Мне всегда очень не нравилось, когда к ним прикасался кто-то другой. Но вы, по-моему, хорошо знаете, как с ними поступить.
Джульетта подумала, что Эймос вольно или невольно сделал ей комплимент. В этом его всегда было трудно понять.
— Благодарю вас.
Он кивнул, чувствуя себя неловко.
Джульетта встала.
— По-моему, пора мне возвращаться в дом. — Она помолчала. — До встречи завтра.
— Спокойной ночи. — Он кивнул, даже не поворачиваясь к ней.
Но как только она пошла к дому, он повернулся и смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась в темноте, уже окутавшей сарай.
ГЛАВА 9
В следующее воскресение в гости приехали Генриетта и Сэмюэль. Генриетта влетела в дом, тараторя без умолку, а за ней неторопливо и спокойно вошел ее муж. Сэмюэль поздоровался за руку с братом, и Итаном и вежливо кивнул Джульетте. Первым делом гости поднялись наверх повидать Франсэз. Спустя несколько минут Эймос повел их обратно вниз в переднюю гостиную, которую Джульетта открыла и украсила вещицами матери Эймоса на следующий же день после получения от него разрешения на это.
Сэмюэль качал головой и приговаривал:
— Бедная Франсэз, она выглядит… — но тут он внезапно остановился и удивленно осмотрелся по сторонам.
— Неплохо, неплохо, — оценила перемену в обстановке Генриетта и, громко шелестя юбками, уселась на один из бархатных стульев. — Эймос, гостиная выглядит просто чудесно. Как это ты решил ее открыть?
Эймос поморщился.
— Но это же гостиная комната? Так почему бы нам ею не пользоваться?
Генриетта выразительно посмотрела на него.
— Вот уж этого я не знаю, мой дорогой. Но должна тебе сказать, что сегодня я впервые вижу, чтобы ты сидел в этой комнате со времен похорон. — Внезапно она замолкла и покраснела. Все сразу подумали о Франсэз, измученной болезнью. — Я имела в виду… О, Боже мой, нет… — Она умоляюще посмотрела на них, надеясь, что кто-нибудь переменит тему разговора. — Ах ты, Господи, да тут и подсвечники выставлены!
Она поднялась и подошла к столу, на который Джульетта поставила пару стеклянных подсвечников, выполненных в форме дельфинов: — Какие прелестные! — Она повернулась к Джульетте. — Должно быть, именно вы убедили Эймоса выставить все это? Он любит прятать все, что есть красивого в доме. Настоящее своенравие!
Хотя Джульетте нравилась Генриетта и она была благодарна ей за то, что получила эту работу, все же прозвучавшие слова покоробили ее.
— Эймос любезно позволил расставить здесь ценные вещи его матери, — слегка присочинила Джульетта. — Конечно, он ценит их красоту.
Эймос удивленно взглянул на нее, и Генриетта произнесла скептически:
— Эймос! — Она улыбнулась почти лукаво. — Ну, ну! Приятно слышать. Эймос, я должна признать, что я прямо-таки удивлена.
Эймос посмотрел на нее и пожал плечами.
— Во всяком случае, это уже что-то — суметь тебя удивить. Обычно ты знаешь обо всем в городе еще до того, как это должно произойти.
Генриетта расплылась в улыбке.
— Это верно, — охотно признала она.
Джульетта направилась в кухню, чтобы приготовить кофе и нарезать пирог для гостей. Когда она вернулась, Генриетта перечисляла ущерб, нанесенный ураганом каждому дому в Стэдмене и большинству окрестных ферм.
— А у Оскара Метца сарай совсем разрушило. Слыхали об этом? — говорила она, когда Джульетта вошла в комнату с подносом в руках.
Эймос покачал головой и по его рассеянному взгляду Джульетта догадалась, что он только вполуха слушает свою золовку. Джульетта заподозрила, что он сейчас напряженно думает, какой бы найти предлог для ухода из гостиной.
— Мне говорил мистер Стэнфилд, — вступил в разговор Итан, — что в следующую субботу будут поднимать сарай для Метца.
— Поднимать сарай? — повторила Джульетта. — Как это?
