Поэтому, когда Кэсси попросила у отца денег на поездку в Лондон, якобы для того, чтобы начать карьеру фотомодели (а на самом деле, чтобы найти Томми Лоуренса), и Эл пришел в ярость от этой идиотской затеи, Кэри Зиммерман отвела дочь в сторонку и заговорила с ней таким решительным тоном, которого Кэсси от матери никак не ожидала.
– Как ты можешь сейчас соваться к отцу с такими просьбами? – отчитывала ее мать. – Ты слышала, что сказал доктор? Ведь он при тебе это говорил. Неужели фотомодельные бредни так задурили тебе голову, что ты перестала понимать обычный английский язык? Я завтра же позвоню в это твое агентство и скажу, чтобы они вычеркнули тебя из всех своих списков. Ты останешься дома и будешь помогать мне ухаживать за отцом.
В этой ситуации Кэсси повела себя, конечно, не лучшим образом, но в глубине души винила в этом не только себя. Как большинство детей из Беверли Хиллз, она была капризной и избалованной, но, в конце концов, ведь не она же себя воспитала такой, а родители. И если она свято держалась принципа «вынь да положь», то ведь научилась-то она этому в детстве, сидя на коленях у папочки. Кэсси прекрасно умела вить из отца веревки и рано или поздно выжала бы из него деньги на поездку в Лондон. Надо было просто расписать, как это важно для его любимой дочери, и как она ему будет благодарна, и как она этого никогда не забудет, и так далее, и тому подобное. Кэсси давно заметила, что обладает куда большей властью над отцом, чем мать. Но та вдруг проявила неожиданную твердость. С этой новой Кэри Зиммерман сладить было не так просто, и Кэсси решила применить новую тактику.
Однажды вечером, когда они вместе с матерью готовили на кухне обед, Кэсси, как бы между прочим, спросила:
– Бабушка говорила тебе, что мечтает дожить до того момента, когда сможет обнять маленького внучка?
– Еще бы. И не раз. Она просто задвинута на этом.
– Интересно, а что она скажет, если узнает о судьбе моего нерожденного ребенка?
– Кэсси… Не может быть… Ты шутишь? Неужели ты рассказала ей про аборт?
– Пока нет. – Кэсси отодвинула морковку и принялась резать лук. – Ох, глаза ест. Ничего не вижу от слез. Как хорошо было в Калифорнии, когда всем этим занималась Анджелина!
– Кэсси, не крути. Что ты задумала? Бабушка сойдет с ума. Ты ни в коем случае не должна рассказывать ей об этом! Твой отец этого не переживет!
– Что ты так разволновалась, мамочка? Никому я ничего не рассказывала. Я просто хочу еще раз поговорить с отцом о поездке в Европу.
Но мать действительно сильно изменилась в последнее время – Кэсси даже и не подозревала насколько. Кэри была полностью поглощена заботами о муже и потому взяла инициативу в свои руки.
– Эл, я решила сама поговорить с тобой, обещай, что ты не будешь волноваться. Мне очень неприятно вспоминать тот случай с абортом, но приходится. Понимаешь ли, наша дочь твердо вознамерилась попасть в Европу и ради этого готова на все, даже на дешевый детский шантаж. Она угрожает рассказать обо всем твоей матери, если ты не дашь денег на поездку. Не волнуйся, пока она этого не сделала. Послушай, мы с тобой знаем Кэсси, по-своему она милая девочка, но сейчас у нее трудный период в жизни, и, вообще говоря, ее можно понять. Давай отпустим ее в Европу. Купи ей билет, Эл. Погоди, не перебивай. Я звонила в это ее агентство, и они были со мной вполне откровенны. Сами они ценят ее не настолько высоко, чтобы платить за проезд, но пообещали предупредить свое лондонское отделение насчет Кэсси. Пусть она попытает счастья. И надо дать ей денег, чтобы она смогла там прожить, скажем, месяц. Получится у нее с работой – прекрасно, появятся свои деньги, не получится – вернется домой.
Кэсси так и не узнала, с чего вдруг отец неожиданно передумал и разрешил ей лететь в Лондон. Да она и не теряла времени на размышления. С первым же самолетом она улетела из Нью-Йорка.
Первый месяц в Лондоне был самым страшным периодом в ее жизни после той истории с абортом. Маленькая комнатка на Эрлз Корт, тут же и кровать, и плита, и раковина; холодильника нет; ванна общая на несколько человек. Даже по сравнению с квартирой Дорис Зиммерман – настоящие трущобы, не говоря уж о роскошных домах ее детства в Беверли Хиллз и Малибу. Ей все время казалось, что кругом шастают крысы или еще какая гадость, по вечерам от страха она не могла заснуть, а утром с трудом заставляла себя выбраться из постели. Единственной отрадой были походы за газетами к киоску в конце Эрлз Корт роуд. Хозяин киоска, мистер Такер, всегда находил время перекинуться с ней словечком. Он говорил, что она напоминает ему дочь. Он очень гордился дочерью. Она работала моделью, и он все ждал того дня, когда на прилавке его киоска появится журнал, на обложке которого будет фотография его девочки. Сейчас она в Милане, рассказывал он, и, судя по письмам, дела у нее идут прекрасно. Жалко, что дочки нет в Лондоне, он бы с радостью их познакомил.
Кэсси постеснялась сказать, что тоже пытается стать моделью. Та же гордость не позволяла ей пойти в лондонское агентство «Этуаль». Раз они не купили ей билет и вообще никак не помогли, значит, они о ней не очень-то высокого мнения. А милости ей не надо, она попробует пробиться сама.
Однажды на Оксфорд-стрит в витрине она увидела плакат: «Магазину требуются модели для демонстрации одежды, опыт работы не обязателен». Она вошла.
– Какой у вас размер?
– Американский двенадцатый [32].
– Значит, английский десятый. Маловат для нас. Попробуйте через дорогу. Им тоже нужны девушки.
Ее наняли на шесть недель демонстрировать богатым покупателям новинки сезона. Работа нудная, но, вообще говоря, полезная. Кэсси узнала много такого, чего не узнала бы больше нигде. Она заметила, какие модели от «Хэррод», «Февика» и «Харви Никола» идут лучше других, и поняла почему. Она видела, как готовят модельную одежду для следующего сезона. Она научилась раздеваться и одеваться за считанные секунды. Наблюдая за другими девушками, она поняла, что начинать раздеваться надо в тот же миг, как сходишь со сцены. Скорость – это важное преимущество. Моделей было всего четыре, поэтому приходилось быть всегда наготове. После показов ей приходилось разбирать горы сброшенной в спешке одежды и аккуратно развешивать на плечики. Для девушки, почти всю жизнь прожившей с собственной горничной, это был действительно полезный опыт.
Кэсси ненавидела свою работу. Ей было противно торчать целыми днями в тесном и пыльном демонстрационном зальчике, причем безвылазно, – а вдруг покупатель захочет посмотреть какой-нибудь образец. Без разрешения она не могла даже сходить в туалет. Каждое утро она являлась в магазин к
