— Эрит, — холодно кивнул Монтджой, когда его подчеркнутое пренебрежение к спутнику Оливии стало заметно, не только им троим, но и посторонним.
— Монтджой. — Эрит учтиво поклонился. — Примите мои поздравления.
Лорд Перегрин бросил на графа убийственный взгляд. Его огромные глаза кофейного цвета недоверчиво прищурились, и Эрит в который раз поймал себя на мысли, что этот молодой человек необычайно красив. Неудивительно, что им с Оливией удается дурачить весь лондонский свет, выдавая себя за любовников. Хрупкое изящество и роскошная грива куртизанки составляли великолепный контраст со смуглой итальянской красотой Монтджоя.
— Спасибо. — Лорд Перегрин вновь повернулся к Оливии. — Разумеется, все вальсы ты танцуешь со мной?
Как успел заметить Эрит, от Оливии не укрылся безмолвный поединок между мужчинами.
— Ну, может быть, один, Перри.
Сжав ладонь Оливии, Эрит жестом собственника взял ее под руку.
— Простите, старина, но мисс Рейнз танцует только со мной.
— Сегодня его день рождения, Эрит, — запротестовала Оливия, однако не отняла руку. Еще один знак того, что минувшая ночь навсегда изменила ее.
Сердце Эрита затрепетало от гордости. Эрит поцеловал пальцы Оливии.
— Вальсы принадлежат мне.
— Оливия? — изумленно выдохнул Монтджой. Эрит и сам едва верил своим глазам. Он был неплохо осведомлен о том, как обращалась Оливия с его предшественниками. Она то баловала любовников, словно комнатных собачек, то не замечала их, потакая своим капризам, а потом без сожаления отшвыривала прочь.
Эрит решительно не собирался повторить их судьбу.
— Похоже, для вальсов у меня уже есть кавалер. — Оливия хрипло рассмеялась, и Эрит различил в ее смехе нотку женской гордости. — Как насчет контрданса, Перри?
Монтджой перевел беспокойный взгляд с Оливии на Эрита и обратно. Лицо его побледнело. В его глазах явственно читались гнев, беспомощность, замешательство и искренняя привязанность к стоявшей перед ним женщине.
— Черт возьми, Оливия, я же говорил тебе: жди беды. Дразнящая улыбка Оливии растаяла, на лице мелькнуло смущение.
Эрит понимал: после прошлой ночи им следовало поговорить. Но пережитое наслаждение оставило чувство приятной усталости и необычайного душевного подъема, утром графу не хотелось начинать трудный разговор о будущем. Весь день он провел с семьей. А в карете, по дороге к дому Монтджоя, Оливия крепко держала оборону, не давая ему заговорить ни о чем серьезном.
Теперь Эрит горько сожалел, что пошел у нее на поводу и не настоял на откровенном разговоре. Неопределенность явно тяготила Оливию, как и его самого.
— Прости, Перри, — прошептала она, на мгновение, сбросив маску светской любезности. — Я ничего не могла с собой поделать.
То, что случилось прошлой ночью, мучило Оливию. Эриту страстно хотелось объясниться, но он не мог увезти свою спутницу с бала по случаю дня рождения ее лучшего друга. Досада терзала его, как полчища голодных крыс.
— О, дорогая, — с искренним сочувствием воскликнул Монтджой.
— Порадуйся за меня. — Голос Оливии надломился. Она протянула руку, и лорд Перегрин сжал ее ладонь. Эрит с испугом заметил, что пальцы ее дрожат.
— Не могу, — сурово произнес Монтджой, понизив голос, чтобы никто из гостей не мог его услышать. — Когда все закончится, я буду рядом, чтобы собрать осколки.
— Это не греческая трагедия, черт побери, — яростно выпалил Эрит.
Лорд Перегрин повернулся к графу. В глазах его полыхала ненависть.
— Нет, это трагедия, черт вас побери.
— Перри, не нужно, — огорченно прошептала Оливия. — Не будем омрачать праздник.
Монтджой резко вскинул голову, словно внезапно осознал, что холл не место для приватных бесед. Но суровое, непреклонное выражение его лица говорило о том, что он намерен высказать Эриту все до конца, когда представится случай.
Граф притянул Оливию к себе и, отвечая на вызов, смерил Перегрина надменным взглядом.
— Вас это не касается, Монтджой.
— Меня заботит Оливия, — ядовито процедил Перегрин.
— Оливия — моя забота.
— Прекратите, вы оба, — сердито прошипела куртизанка. — Вы ведете себя как два школяра. Я не кость, из-за которой сцепились собаки. Я свободная женщина и предпочитаю сама принимать решения.
Эрит понял, что действительно вел себя как свирепый мастифф, охраняющий ягненка от голодного волка. Но какие бы чувства они с Монтджоем ни испытывали друг к другу, в конечном счете, оба желали Оливии добра.
Граф повернулся к своей спутнице. Голос его смягчился:
— Ты права, Оливия. Я приношу свои извинения. Сегодня торжество. — Эрит поклонился куртизанке. Подняв голову, он заметил, что яростная гримаса на лице Монтджоя сменилась изумлением.
— Господи, — выдохнул Перри. — Не могу поверить.
— Что? — недоуменно нахмурилась Оливия.
Лицо молодого лорда осветилось очаровательной улыбкой. Наклонившись, он нежно поцеловал куртизанку в щеку. Этот поцелуй не был похож на те радостные, восторженные поцелуи, которыми Перри приветствовал Оливию; казалось, это касание губ содержит тайное послание, но смысл его ускользнул от Эрита.
— Ничего, дорогая. Я найду тебя позже, и мы потанцуем.
— Перри?
— Иди. Ты столько хлопотала, чтобы устроить это празднество. Должна же ты, по крайней мере, получить от него удовольствие.
Эриту не требовалось дополнительного приглашения, чтобы положить конец нелепой пикировке. Он ввел Оливию в огромный зал, где впервые увидел ее. Салон почти невозможно было узнать. Декорированный под русский зимний дворец со сверкающими ледяными кристаллами из хрусталя и белоснежными муслиновыми лентами, имитирующими снег, он поражал великолепием. В оригинальном стиле и изящной отделке зала так явственно чувствовалась рука Оливии, что Эрит не смог сдержать улыбки.
Все лакеи — красивые до неприличия, как успел заметить Эрит, — нарядились в казачьи костюмы. Монтджою повезло: ночь выдалась теплая, и просторные белые рубахи с шароварами выглядели вполне уместно.
В углу играл оркестр балалаечников, но звон инструментов тонул в громком жужжании голосов. Эрита несколько раз окликнули, однако тот не отозвался, не желая оставлять свою даму.
Из соседней комнаты доносились приглушенные звуки кадрили в исполнении самого обычного ансамбля. Во время предыдущих визитов Эрит не заметил, что одна стена состояла сплошь из раздвижных дверей. Сегодня они были открыты, позволяя толпе перетекать из салона в бальный зал и обратно.
— Не беспокойся насчет Перри, — проговорила Оливия, идя рядом с Эритом. Лицо ее казалось оживленным, она с интересом оглядывала зал.
Эрит накрыл ладонью ее руку, лежавшую на его элегантном черном рукаве.
— Он лишь пытается защитить тебя, потому что любит. Я восхищаюсь им за это, но и досадую, что славный малый требует от тебя слишком много внимания. Оливия потрясенно округлила глаза.
— Что тебя так удивило? Оливия пожала плечами:
— Меня всегда изумляет, когда я слышу, с какой легкостью ты рассуждаешь о любви. Словно это такая же обыденная вещь, как, скажем, стул, или стол, или, к примеру, карета, дожидающаяся тебя у порога, чтобы доставить в клуб.
Эрит улыбнулся, недоумевая про себя, как такая умная женщина может упрямо не замечать очевидного.
